Убиты, смертельно истерзаны пулями были все. Все, кроме её Саши. У Саши на губах была кровавая пена, он был в обмороке, но дышал, хоть почти незаметно, с хриплым тихим свистом. Она раздела его до пояса, увидела четыре маленьких пулевых отверстия в груди от мелкокалиберных пуль шмайсера – зацепила автоматная очередь. Крепко, крепко, использовав все бинты, что были в её санитарном рюкзаке, перебинтовала Сашу, чтобы в пулевые отверстия не входил воздух и снова одела на него рубаху, гимнастёрку, свитер и телогрейку. Когда закончила свою работу, взглянула в сторону врага и с удивлением увидела, что немцы исчезли, растворились в лесу.
Она, взвалив на себя, донесла командира до своих, и их отряд продолжил убегать, возвращаться на советскую территорию. У них появился шанс, поскольку немцы действительно ушли с поляны, оценив Настин поступок, и за её подвиг дали ей фору – подарили несколько часов для бегства, прежде чем продолжить преследование. Возвращение было тяжёлым, хоть им и помогали боевые пауки, закрепившие на себе двух тяжелораненых. День перед линией фронта им пришлось провести в болоте, погрузившись почти по шею в замерзающую болотную жижу. Там и застудилась она навсегда.
Впрочем, они благополучно пресекли линию фронта и достигли госпиталя, где их принялись подлечивать, а Сашу и другого тяжелораненого офицера реанимировать. А через ночь к ней, наплевавшей на собственное нездоровье и температуру из-за переживаний за Сашину жизнь, тихонько сидящей на стуле у дверей реанимационной палаты подошёл главный врач госпиталя. В руках он держал объёмную офицерскую планшетку, плотно набитую бумагами.
– Вы знаете, ваш муж будет жить, – обратился он к ней. Помолчал и поправился, – очень вероятно, что будет. – Подумал о чём-то. Кашлянул. – Через полчаса мы его и нескольких других отличившихся офицеров отправляем на фронтовой аэродром, что в тридцати километрах отсюда. Там готовят транспортный самолёт для их отправки в Москву. Из всех документов я могу отправить с вашим мужем только то, что уместится в нагрудный карман его пижамы. Сами понимаете, будет транспортировка, неразбериха, да и реанимационные мероприятия не закончены, предстоит операция. Поэтому отберите из его планшетки самое важное, что будет необходимо ему вместе с партбилетом и удостоверением чекиста.
Настя зашла в палату, куда её определили, подошла к своей кровати и вывалила содержимое планшетки на одеяло, пытаясь ответственно выполнить поручение главврача. Перед ней лежало много писем и несколько фотографий с портретами женщин и детей. Точнее портреты были двух женщин. Обе они оказались Сашиными любимыми. Была Лилия из Алма-Аты, которая, судя по письмам, была официальной женой Саши, и в письмах в основном описывала свою жизнь вместе с Сашиными дочками – десятилетней Дорой и трёхлетней Розочкой. А ещё было много писем от задорной смешной курносой девушки из Москвы – Веры, которая была коллегой Насти, тоже медсестрой. Из писем следовало, что Вера, работая в Боткинской больнице, в прошлом году ухаживала за Сашей, когда он лечился в Москве после очередного ранения. У них случилась любовь, и Вера ожидала вот-вот родить ребёночка и всё обсуждала его имя с Сашей в зависимости от того, кто будет. Если мальчик, то она непременно хотела назвать ребёночка Сашей, а если девочка, то требовала девочку назвать Света. А ещё Вера очень ждала своего Сашу с фронта.
Настя аккуратно сложила письма обратно в планшетку, а фотографии сложила ровной стопочкой, которую перетянула аптекарской резинкой. Принесла всё обратно главврачу и, подавая стопочку фотографий, попросила их присоединить к Сашиному партбилету и удостоверению НКВД. Главврач удивлённо взглянул на её посуровевшее, потерявшее эмоции лицо, перевёл взгляд на портрет молодой женщины на первой фотографии, и молча взял из её рук, то что она приготовила, видимо всё понял.
Жизнь снова опустела для Насти. А дальше возникла боль, в рейде она застудила придатки, у неё началось воспаление и всё усугубилось тем, что она оказалась беременной. С температурой и страшными болями в животе её тоже эвакуировали с фронта. Долго, бесконечно долго везли в санитарном поезде в тыл, а она корчилась от боли, вызванной встряской на каждом стыке рельс. Через неделю, через две, а может через три – в бреду от температуры и боли она не могла оценить время, её сгрузили с поезда, на носилках куда-то принесли и бросили на кровать. «Ещё нам профурсеток не хватало!» – услышала она чей-то возглас. Через некоторое время увидела головогрудь паука в кипе и пенсне, нависшую над ней. Паук, видимо сжалившись, навалился на неё всем своим многотонным телом и отправил в небытие, ввёл в беспамятство. В какой-то момент бреда у неё случился выкидыш. А когда она снова стала ощущать мир и начала самостоятельно ходить в туалет, гнусавый старый гинеколог вынес ей страшный медицинский приговор – она никогда не сможет иметь детей.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу