Через две недели после той мимолётной встречи, она вышла из квартиры, чтобы поехать на работу и в почтовом ящике обнаружила письмо из военкомата. В письме писали, что, мол, уважаемая Анастасия Васильевна, приезжайте в военкомат и получите вашу заслуженную награду – «Медаль за Отвагу», давно вас ждёт, ещё с войны. «А ведь узнал, Саша, узнал!» – воскликнула она себе, и на душе у неё стало почему-то мерзко. Саша ей власть свою показал, а о внимании и уважении он даже не подумал. Противно. Всё-таки Саша плохой, наверное, не человек он, а паук, притворившийся человеком. Пауки всегда твердили о светлом будущем. «Вы уж потерпите, а там…», – их любимое изречение, которое они придумали только для того, чтобы самим хорошо жилось. Зачем ей сейчас эта медаль, когда начальники, сросшиеся с пауками, заставили войска убегать, драпать из ГДР, бросая на произвол судьбы лучшего союзника. Всё для того, чтобы кроме власти ещё богатство заиметь, чтоб можно было кичиться так же, как было до появления пауков-хозяев. И не стыдно им, что западная часть побеждённой Германии, которую они всегда называли врагом, привозит нищему населению продовольственные пакеты гуманитарной помощи. А господа, получая эту гуманитарку для бедных, полюбили ездить на дорогущих немецких машинах, потому, что других они не признают, завидуя тем, кого постоянно официально клеймят перед воевавшим за них населением. Так победители ли они в войне с Германией? А наградой за её подвиг явилось искреннее уважение врага, уважение настолько сильное, что суровые немецкие воины, понимая, что она поднялась на неминуемую смерть вслед за любимым, сентиментально отпустили отряд. Не для медали был тогда её порыв. Признание подвига врагом – не лучшая ли награда? А Саша даже поздороваться не пожелал. С такими сумбурными мыслями продиралась она через паутину от дома до метро, а потом от станции Кропоткинской по Волхонке до музея. К неудовольствию сменяемой смотрительницы опоздала на пять минут. Та ещё прошипела: «Ты больше, Настя, так не делай! В следующий раз я опоздаю на целых десять!». Расписалась в журнальчике о том, что приступила к дежурству и присела на стульчик отдохнуть.
Её любимый портрет Жанны Самари с обаятельной полуулыбкой, портрет как будто написанный с неё молодой, отогнал от неё дурные мысли. Она забыла о награде, от которой бы была счастлива пятьдесят лет назад, но сейчас не нужной. Окружающие картины подарили теплоту и покой. На одной из картин в изображённой жнице, вдруг разглядела образ мамы. Себя представила девочкой, которой часто любовалась в альбоме репродукций Ренуара – маленькой девочкой с колосьями.
– Мама, мама! – она личиком уткнулась в чистый подол маминого сарафана, пахнущего мылом и сеном. Почувствовала, как тёплые руки гладят её волосы. Задрала голову и соединилась взглядом с серо-зелёными ласковыми мамиными глазами, которые несут радость.
– Ты, доченька, заслужила счастье и покой, – нежно сказала мама и взмыла в небо, растворяясь.
– Я, мамочка, останусь здесь, – прокричала вслед Настя и почувствовала, как вселяется в портрет, так полюбившийся ей, становясь вечно молодой и игривой, с великолепными каштановыми волосами, которые хороши даже растрёпанными, чтобы в вечном покое с умиротворённой полуулыбкой рассматривать мир добрыми глазами цвета рассветного неба.
Павлик общался с папой мало, потому что Морозов старший уезжал на службу затемно, когда Павлик ещё спал и возвращался поздно вечером. Зато Павлик знал, где папа хранит мешочек с бриллиантами. Была у Павликиного папы страсть: менял он денежные бумаги, заработанные упорным трудом, на брюлики. И когда ему удавалась сделать очередное приобретение, поздним вечером, после ужина, садился он за массивный письменный стол, сделанным из ольхи, и любовно рассматривал в большую лупу каждый из экземпляров своей антикризисной коллекции. В такое время Павлик подходил к торцу стола и молча, тихонько посапывая, рассматривал с папой бриллианты.
Ещё в жизни Павлика был дедушка. Дедушка приходил в гости по воскресениям. Всегда с гостинчиками для него в виде конфет, шоколадок или тортика. Он строго спрашивал об успехах в учёбе и почти никогда не улыбался, был суровый. Павлик опасался дедушку, потому что кожа под одеждой у него была синей и чешуйчатой. Мама говорила, что у дедушки псориаз и лечит он его настойками серебра, потому и посинел, но Павлик ей не верил. Павлик догадывался, что дедушка был рептилией из космоса.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу