Борис Алексеев - Ищите интонацию. Сборник коротких рассказов

© Борис Алексеев, 2017

© Интернациональный Союз писателей, 2017

Москвич. Родился в 1952 г. Окончил МИФИ. Через два года, не став великим физиком, ушёл в художники. Через двадцать лет, так и не став великим художником, ушёл в сочинители. Через двести лет…

Впрочем, о том, как сложится жизнь через двести лет, предлагаю поговорить позже!

Всем добра. Борис Алексеев.

Меня разбудил ночной телефонный звонок.

– Борис Алексеевич?

– Да.

– Здравствуйте. Вас беспокоит полковой священник Анатолий Песков. Мы закончили строительство Александра Невского храма и хотели бы украсить его стены фресками. Вы согласны нам помочь? Речь идёт о работе в Киргизии.

– Согласен!

– Спокойной ночи.

Священник отключил связь. Я повертел в руках мобильник и вдруг почувствовал, что привычная картинка моего московского быта рассыпается на фрагменты, напоминающие картонные пазлы. Так дробится на тысячи брызг (а-ах!) морская волна, ударяясь грудью о гранит утёса.

На следующее утро штатный ковёр-самолёт (с двумя пулевыми ранениями фюзеляжа) «выкрал» меня из лабиринта московских улиц и перенёс в девственные предгорья Тянь-Шаня, на заснеженный берег… неба.

– Неба? – удивитесь вы.

– Да, именно неба! Всматриваясь в будни лётчиков, я понял: небо начинается не где-то там за горизонтом, а совсем рядом, на взлётно-посадочной полосе российского военного аэродрома. Именно здесь голубая волна оплескивает вытоптанные СУ-шками и транспортными ИЛ-ами бетонные плиты человеческого побережье, выманивая «на глубину» крылатых авантюристов и романтиков!..

Но обо всём по порядку.

На аэродроме, у трапа самолёта меня встретил молоденький лейтенант и сопроводил к «командирскому» УАЗику, стоявшему неподалёку. В машине, которую командир части выслал лично за мной, уже «сидела» в полном составе эскадрилья из десяти, а может, двенадцати лётчиков. По их усталому и одновременно возбуждённому виду несложно было догадаться о недавнем завершении полёта.

Пропихнув меня на заднее сидение, лейтенант, со знанием дела открыл одну дверцу, другую и вдруг под общий хохот вмял своё щупленькое тельце третьим пассажиром на переднее кресло рядом с водилой. Водила по этому поводу произнёс короткую мужскую речь, и мы весело покатили по грунтовой дороге в расположение части. За рассказами о небесных курьёзах получасовой давности дорога пролетела совершенно незаметно. УАЗ подъехал к воротам КПП и «разметав» пристальное «око» роты охраны, въехал на территорию части.

У дверей гарнизонной столовой многострадальный командирский хэтчбек «выдохнул» лётный состав эскадрильи. В совершенно пустой машине остались только водитель, худенький лейтенант и я. Мы отъехали от столовой и через пару минут остановились у дверей персональной гостиницы командира части, где мне предстояло жить во время работы над росписью храма. Вручив ключи от отдельной комнаты с видом на полковую баню, лейтенант «отдал честь» и удалился.

Ощущение тверди под ногами после стольких часов, проведённых в зияющей пустоте неба, пробудило во мне зверский, не подобающий иконописцу аппетит. Я вышел на кухню. У плиты кашеварил военный лётчик, квартирующий по соседству.

– Вот, значит, как выглядят великие художники! – сказал он, не поворачивая головы.

«Кажется, меня здесь ждали» – подумал я и решил ответить собеседнику в том же шутливом тоне:

– Точно также легко определить лётчика в толпе людей, никогда не поднимавшихся в небо.

– Это как? – он обернулся и с интересом посмотрел на меня.

– Просто. По наличию третьего глаза!

Мы понравились друг другу, разговорились и в будущие дни пригубили не одну рюмку чая, встречаясь на кухне за дружеским ужином (если у моего собеседника не было ночных полётов).

Теперь разрешите Вам представить героя настоящего рассказа: полковник Российских ВКС Горшелев Антуан Олегович. Добряк средних лет, с огромной шевелюрой каштановых волос, тронутых первой сединой. Рост штурмовой, средний. Черты лица тонкие. Глаза печальные и внимательные. Вежлив, предупредителен. На шее крестик, и вот по какому случаю:

…Командир поредевшего штурмового звена подполковник Горшелев пятьдесят вёрст тянул подбитый, истерзанный штурмовик до аэродрома. Кое-как сел. Когда же выполз из кабины на руки товарищей и оглядел со стороны собственные крылья, крепко призадумался. Не верилось, что огрызок металла без хвоста, шасси, с пробитым фюзеляжем выпорхнул из рукавичек смерти и долетел до своих! На лицо было «обыкновенное ратное чудо».