Настя оглянулась и увидела за собой подругу по коммуне – Наташу. Наташа была одета в мужскую военную форму: сапоги, галифе, гимнастерка с краповыми лычками на воротнике, без фуражки, коротко стрижена. А дальше за ней, заполняя весь коридор, покачивалось тело боевого паука.
Наташа, мельком взглянув на бывшую подругу, ничем не выдала знакомство, и обратилась к следователю:
– О деле уже доложили. По кофточке: был донос или анонимка?
– Анонимка, – моментально ответил следователь.
– Найти, кто писал. Отдел в ГУМе с этими кофточками закрыть и разобраться, кто их произвёл и позволил продавать. Эту дурочку отпустить, – строго приказала Наташа, и обратилась уже к Насте, – Вы, товарищ, своей непродуманной одеждой мешаете нам работать. Идите и постарайтесь впредь больше соответствовать облику советского человека.
Отдав приказания, Наташа развернулась и исчезла.
Через две недели, утром, ожидая очередь в туалет в своей коммуналке, Настя увидела следователя, который её допрашивал. Следователь явно только проснулся и тоже занял очередь. А ещё через несколько дней, она, возвращаясь вечером с работы, вновь столкнулась со следователем во дворе дома и рискнула спросить, почему они стали часто пересекаться. Следователь объяснил, что он уже для неё не следователь, а сосед. Зовут его Яков Семёнович. Он, согласно приказу, вычислил анонимщиков – семью из шестой комнаты. Эти люди, написав донос про кофточку, надеялись, что Настю посадят и хотели получить её комнату для своей подрастающей дочки. Вместо своего замысла сами схлопотали десять лет лагерей, а их десятилетнего сына и пятнадцатилетнюю дочку отправили в детдом. Освободившуюся комнату райком передал Якову Семёновичу для улучшения его жилищных условий.
«…Братья и сестры! К вам обращаюсь я, друзья мои! Вероломное военное нападение гитлеровской Германии на нашу Родину, начатое 22 июня, продолжается… наша страна вступила в смертельную схватку со своим злейшим и коварным врагом…», – эти фразы обращения любимого руководителя, товарища Сталина надолго запомнила Настя. Больницу и её перевили на военное положение. К осени стало голодно. Впрочем, госпитального пайка ей хватало, а вот тем коллегам у кого были дети, сёстрам ли, врачам ли, приходилось туго. Такие сотрудники их больницы, наплевав на гордость, вместе с другими горожанами рылись в мусорных баках у домов советских чиновников, выуживая оттуда картофельные очистки, недоеденный хлеб, а бывало и заплесневевшие батоны сырокопчёной колбаски или куски сыра. Она, помогая своим подружкам, тоже рано по утрам наведывалась на мусорку около совнаркомовского дома на Смоленке, ей туда было недалеко. На площадке, где стояли три бака с совнаркомовским мусором, обосновалось два боевых паука. По ним-то она и вычислила, что те мусорные баки стоят внимания. Когда она подходила к мусорке порыться, боевые пауки начинали энергично шевелить своими мандибулами, видимо обсуждали её, рассматривая, что она отбирает из баков. А отбирать было что: она находила целые персики, груши и яблоки, только слегка заплесневевшие или с битыми бочками. Таким фруктам очень радовались её подруги, предвкушая наслаждение своих детей. Говорили, что ещё лучшие продукты можно было найти в мусорных баках у дома на набережной, где кинотеатр Ударник. Но там, помимо боевых пауков постоянно находились три сотрудника НКВД и с ними могли договориться не все. Настя туда и не ходила. А город пустел, многие эвакуировались. К сожалению, многие снабженцы мусорных баков уезжали на Урал или в Среднюю Азию.
Над городом появились дирижабли и летающие тарелки. Огромные прозрачные летающие тарелки зависли над Москвой. Видели их не все, но она различала их отчётливо в сыром осеннем столичном небе. Несмотря на такое прикрытие с воздуха, немцы город бомбили с пугающей регулярностью. После дежурства в больнице, которую переименовали в госпиталь, приходилось дежурить на крыше, чтобы гасить зажигательные бомбы.
В сорок третьем её призвали на фронт. Назначили батальонным фельдшером. На фронте кормили посытнее, но было грязно, ни помыться, ни постирать.
Трижды их батальон перебрасывали с одного места на другое вдоль линии затихшего фронта. Видать где-то в штабах начальники никак не могли определиться куда повыгоднее поставить эту пешку-батальон. Наслаждаясь паузой в боях, комбат с политруком и ещё несколько офицеров, составляющих штаб, ежедневно попивали спирт. Настя находилась при штабе, она часто ловила похотливые взгляды полупьяных офицеров, но её никто не трогал, не приставали и даже, как могли, помогали. Но всё равно, было ей не уютно.
Читать дальше