Саша Чекалов - Вариант Геры

…Мама ожесточённо спорит с отцом, тот размахивает руками… Не стоит бояться: всё, что с тобой происходит, – не более чем одна из бесчисленного множества составляющих Единого Целого, а значит, неизбежно… хотя и больно.

Очень. Настолько, что хочется спрятаться (брось! – ты ведь и сам догадываешься, что желаешь невозможного!) … вернуться обратно…

И вслед за этим приходит неожиданное осознание того факта, что, сколько бы времени ни довелось тебе прозябать здесь, отныне каждый год, каждый час, каждая секунда, проведённые в новом мире, будут (ещё как будут!) отзываться вот этой самой болью.

Одной болью. Ну почти. За редким исключением…

«Не морочьте голову, молодой человек, – рявкнула старуха в белом из-за матового, как сама жизнь, прилавка. – Откуда мне-то знать, какие лучше! Выбирайте!»… Герка по-черепашьи втянул голову в плечи, молча ткнул пальцем в первую попавшуюся упаковку, не глядя сгрёб сдачу и пулей вылетел из аптеки.

«Выбирайте»… Если б только он мог выбирать, то прежде всего выбрал бы для себя совсем иные параметры существования: те, что соответствуют, скажем так, общераспространённым представлениям об оптимальных условиях выбора, вот!

Для начала – совершенно иную внешность. Нос: прямой, греческий, а не такую картофелину. Кожу – более смуглую, будто дублёную, плиз. Широкий торс воина-спартанца – вместо нелепо продолговатого туловища, ни с того ни с сего покрывающегося часто «мурашками»…

Иной характер. (В самом деле, ведь нельзя же без конца держать оборону против всего мира! Тем более когда очевидно: никто не придёт на помощь – да и прийти-то, если разобраться, некому.)

И квартиру – в ином, не настолько тоскливом, по крайней мере, районе: чтобы с балкона не трубы заводские видеть, а… чёрт, да уж, конечно, совсем иное что-нибудь! – величественное и… ну хотя бы не столь замызганное, в конце-то концов.

(Чтобы не тикали в тишине дряхлые часы с кукушкой, унаследованные от дедушки. В тишине – разбавляемой по ночам приглушёнными всхлипываниями матери, доносящимися из соседней комнаты.)

Да и весне – просроченной, поздней, но теперь-то, блин, наступающей, или что?! – не мешало бы наступать малость поделикатнее: не мучить ласковыми поглаживаниями шальных ветерков, не дразнить болезненной яркостью утреннего солнца…

Было именно утро, и на первую пару Герка опаздывал. Машинально теребя в кармане упаковку только что купленных резинок (вечером намечалось грандиозное тусилово у Нино, впервые в этом году спровадившей своих на дачу), Герман направился к ближайшему подземному переходу. М-да… «Нина, Ниночка, из дырки ниточка», – выразился однажды Эфа, когда вместе с Герой дымил раз одним на двоих «штакетом» в университетском сортире. Ходят слухи, Нинка жалеть начинает о своём выборе. И, может быть, на этот раз… Кто знает!

В метро было душно, а кроме того – ощутимо пованивало (не самый приятный контраст с кондитерской вычурностью лепнины и надменным великолепием мрамора). Прибыл поезд, возникла неизбежная давка; как обычно, показалось, что запихнуть себя внутрь нереал, – о нет, вы что, шутите? – однако и в этот раз, как и во все предыдущие, сделавшаяся в стихийно слаженном усилии монолитной человеческая многоножка (прыская сдавленными возгласами, сочась невнятными комментариями) качнулась вперёд, и…

Правда, тела вошедших первыми естественным образом отпружинили, те, кто сзади, попятились, но – вот оно, консервная банка закатана вновь, и последним сонным рыбинам, прижавшимся влажными от собственного сока сутулыми спинами к дверям, остаётся покорно замереть, ожидая прибытия на следующую станцию. Заранее напрягая тело для того вынужденно виртуозного пируэта, что позарез необходимо исполнить точно в момент открывания дверей… прежде чем опрокинут на спину и не дрогнув пройдут по тебе, как по брёвнышку! Блаженны последние, ибо они будут первыми, как-то так.

…Задыхаясь в густеющей атмосфере обыденного уродства – за что только из последних сил не хватается немощное воображение в поисках чего-то свежего! диссонирующего с милыми, но… слишком уж общими образами, по привычке лелеемыми сознанием… Ищешь, ищешь, и вот… солнечными зайчиками в этом помойном месиве (видно тебе?) на миг зажглись предчувствием сонные глаза девушки, щёки отозвались клочковатым румянцем… Но в следующий момент личико заслонили очередные кожаные плечи с жирным, в крупную складку, загривком над ними, – и вот уже не хочется никуда ехать…