Участок, ухоженный и ладно используемый под цветы и овощные культуры, был охвачен по периметру фруктовыми деревьями и ягодными кустарниками. Скворечники облепили почти весь забор, но птицам не хватало, и они, в основном ласточки, ютились под крышей, пробираясь туда, как всегда, через щели.
Резное крыльцо с удобными ступенями, явно недавно справленное, остановило на себе взгляд, а оставленная обувь резанула где-то глубоко догадкой, что свои штиблеты тоже лучше снять здесь. Вышедшая хозяйка – худенькая, невысокая, еще не старушка, но уже «бабушка» с карими глазами и молодым взглядом – заметив направление моей мысли, махнула рукой, приглашая в дом, сопроводив жесты словами: «Это обувь для огорода, проходите, я дам вам тапочки здесь…» Её одежда резко контрастировала и с самим домом, и с хозяйством, выдавая когда-то городского жителя, вынужденного перебраться подальше от высоких цен и неуёмных по жадности городских властей, не желающих входить в часто нелегкое положение обычных граждан.
Евдокия Лазаревна, обрадованная новостями от сына, бережно разложила подарки на столе, статуэтку, полученную на фестивале, поставила рядом с другими в сервант и, смахнув накатившую чуть заметную слезинку, тихо поинтересовалась:
– Когда уж он перестанет так рисковать, ну ведь уже достаточно заслужил – коллекция целая. Нелегко ему, наверняка, как всегда, против всех лезет, авторитетов не замечает, командование не уважает, врагов любит, последнее раздает?
– И любит, и не уважает, и раздает – все так, но любят его больше всех… Особенный он у вас, Евдокия Лазаревна, удивительный. А как о вас рассказывает…
– Да что же обо мне-то, грешной, расскажешь?! Это мне на исповеди не замолкать нужно… Вы-то что? Вижу, с печалью в сердце домой-то возвращаетесь?
– Откуда вы знаете?
– Не я – Господь-сердцеведец подсказывает… Что же у вас, Андрюшенька? С супругой, с девочкой… и-и-и… с мальчиком все хорошо – отчего так нервничать то?
– У нас только одна дочка…
– Ну мальчишку-то ваша вторая половинка под сердечком носит…
– Это да… В этом печаль…
– Какая же тут печаль? Это же счастье мужу и матери спасение…
– Да уговаривают нас по имеющимся медицинским показаниям сделать аборт…
Вот тут глаза ее вспыхнули! Было видно, что дальше справляться с собой ей не просто тяжело, но невозможно. Она отвернулась, подняв руку, останавливающую любое желание помочь, и просто подождала. Сделав несколько глубоких вдохов, медленно выпуская воздух сквозь с силой сомкнутые губы после каждого, женщина отвернулась, запрокинула голову вверх и еле слышно прочитала какую-то молитовку.
Через минуту все вернулось в прежнее русло.
Мы сидели друг напротив друга. Обжигающий губы и язык душистый травяной чай маленькими глоточками согревал возбужденное переживаниями сердце. Почему-то меня «прорвало», и я, не останавливаясь, рассказывал о мыслях моей супруги, преследующих ее последний месяц. Казалось, что нужно остудить этот порыв, но напротив, сказанные неожиданно железным и твердым тоном слова подготовили не столько ледяную почву для впитывания основного рассказа, сколько размягчили сердце и накалили сознание, теперь готовые не столько впитывать суть, сколько перенимать эмоциональный настрой, на котором будет основаться дальнейшая уверенность в правоте очевидного выбора…
Перед началом основного рассказа мать, извинившись, встала из-за стола и, выйдя во двор, позвала детей. Девушка, открывавшая мне калитку, оказалась самым младшим ребенком, средний – уже взрослый мужчина лет тридцати с небольшим, недавно создавший семью и теперь строивший по соседству свой дом – был опорой и поддержкой матери. Он пришел со своей женой, так же, как и мы с Марусей, ждавшей ребенка.
Послушно усевшись, видно, ради этого бросив все дела, дети, как и я, ждали чего-то важного. Вынув из ящичка толстую тетрадь, перехваченную с одного края толстой металлической пружинкой, и положив ее перед собой, накрыв натруженными, не знающими лени руками, Евдокия Лазаревна начала вопросом, совсем, казалось бы не уместным, но почему-то для нее важным:
– Знаете, Андрюша, что за тетрадь?
– Ну-у-у… наверняка что-то… с чем-то, вам дорогим… Даже не знаю. Может быть, чей-то дневник…
– Никто не угадывает, хотя и близко… Вы не первый, кому я дам ее. Запомните – это бесценный дар… Извините, вы верующий?
– Ну… ну так… как все, в общем-то…
– Дьявол тоже верует, и слуги его, как и он, знают о своей погибели… Они даже не веруют, но знают наверняка, знают и спастись могут, если покаются… То есть спасти их может только Господь, и только через покаяние – Он знает каждого, он и решать будет… даже уже решил… Он решил, но сейчас в ваших и в вашей супруги руках выбор, за которым Бог не просто наблюдает, но всячески отодвигает вас от ошибки, от греха… Он спас каждого в надежде, и если мы ее не потеряем…
Читать дальше