Алексей Шерстобитов - Воспоминания живучего пузожителя

Кружилина не интересовали краткие сюжеты, только хроника, безапелляционно несущая выхваченной из самого центра ада кровавую личину войны. Не всем нравилось творимое им, но всегда каждое его произведение рано или поздно находило своего настоящего зрителя. Множество номинаций, призов, наград собрали его гений и его мужество. Каждый раз, получая очередной вручаемый знак отличия, он ставил его в заслугу своей матери, простой русской женщине с необычной судьбой…

Сегодня я приехал под Москву передать ей привет и подарки. Особенным поручением от моего учителя стала передача Евдокии Лазаревне премии, выраженной в денежном эквиваленте, что должно было стать хорошим подспорьем в ведении не только домашнего хозяйства, но и в поправке пошатнувшегося здоровья уже не молодой женщины…

Сначала нужно было заехать оформить кое-какие бумаги по выписанной Лазарем Макаровичем доверенности, где я и услышал разные мнения об этой семье. Удивила их полярность, начинавшаяся от странностей многодетной матери до ее фанатичной, даже опасной, как некоторым казалось, набожности, которая из-за упорности старой тетки иногда лишала ее детей некоторых льгот.

Соседи, показавшие, в какой стороне находится дом, принадлежащий семье Кружилиных, хитро улыбались, но плохого не говорили, давая понять, что пожилая женщина не любит, когда ее хвалят. Старушки, сидевшие через дорогу напротив деревянного забора с воротами и калиткой, какие были приняты в старину, пускавшие в двор средних размеров, окруженный по периметру хозяйственными постройками, и вовсе завалили меня рассказами о детках и самой хозяйке, их старой подруге.

Говорили тепло, но предупреждали не лезть к ней в душу, ибо там слишком много боли, а также не верить всему, что говорят молодые долдоны и вертихвостки из этой и близлежащих деревень. А уж то, что наша привычка делать вывод по одному-двум случаям из жизни людей, клеймя их штампами, зачастую не соответствует правде, я знал на собственном опыте.

Не собираясь ничего узнавать, только выполнить порученное и отправляться к супруге, ждавшей моего возвращения из месячной командировки, я предполагал освободиться быстро. Моя Маруся нервничала, находясь на двадцать пятой неделе беременности, и всё из-за посещения центра планирования семьи, где ее уговаривали прервать это положение по якобы имеющимся показаниям. Ребенок у нас уже ожидался второй, потому она не была дилетантом и воспринимала многое в штыки. Она бы и «послала» этих врачей, а иногда и совсем непонятных людей, работающих в этом злополучном центре, если бы не настойчивое желание обслуживаться в нем её начальника.

Мне казалось, что ему прерывание беременности было на руку, поскольку он в этом случае не терял нужную и полезную работницу, притом что и платить жалование при ее отсутствии в «декретном отпуске» тоже не придется. Центром были недовольны многие женщины, работающие в фирме, поскольку основным его направлением было любыми путями и увещеваниями, часто сопровождающиеся буквально насилием (женщину могли насильно оставить одну на несколько часов в запертом кабинете гинеколога, якобы для уединенного обдумывания навязываемого мнения о необходимости аборта) прервать беременность любыми путями.

К сожалению, напор в подобных учреждениях настолько профессионально поставлен, что не только неопытные молодые женщины, попавшие под эту, извращенно меняющую истину, информационную струю об ожидаемых роженицу негатива и сложностей в неподъемной жизни с младенцем, выливаемые старательными «врачами», но и уже рожавшие матери сдаются, впоследствии жалея о сделанном выборе всю оставшуюся жизнь.

Супруга просила поддержки и защиты от навязывающихся активистов этого центра, что вызывало у меня бурю эмоций и вулкан негодований. Услышав наши переживания, Лазарь Макарович просил, не откладывая, рассказать об этом его матери, думаю, поэтому и придумал это поручение…

Калитку открыла девица лет тринадцати-четырнадцати, прищурив с хитрецой глаза, поинтересовалась, к кому я. Услышав о поручении от старшего брата, побежала в дом, просив идти за ней, не боясь собак: «Они добрые, своих не трогают».

Дом, скрытый за забором, оказался добротным, сложенным из красного кирпича, с крышей, покрытой не первой свежести шифером. Старые, деревянные, но в свежей краске, обновленные окна небольшого размера говорили не только о рачительности и рациональности строителей, но и о аккуратности сегодняшних хозяев.