Егор Киселев - Friedrich

Мы молча смотрели друг другу в глаза, не зная о чем заговорить. Еще даже не разувшись, я тихо спросил:

– У вас был священник?

– Это отец Павел, – быстро заговорил Матвей. – Он друг семьи и врач. Его жена хорошая мамина подруга.

– Ясно, – сказал я, как можно тверже. – А то я уже испугался.

Он сдвинул брови и пожал мне руку:

– Проходите в комнату, пожалуйста.

Голос его сорвался, было видно, что ему тяжело, поэтому я не стал заставлять его ждать.

– Спасибо, что так быстро приехали, – сказал он мне в спину.

Я ничего не ответил, мне теперь вообще было трудно говорить. Я плюхнулся на старое кресло: оно, по-моему, стояло здесь, когда мы еще жили вместе. Обстановка, вообще, не сильно изменилась: в комнате был сделан ремонт, но, как видно, своими руками, а мебель практически в полном составе осталась той же, разве что в углу появилась полочка с иконами. На старом серванте, заставленном книгами, сохранилась даже моя старая гитара.

Матвей сел рядом на диван и, помолчав несколько секунд, заговорил:

– Мне нужно отлучиться на некоторое время. Вы, пожалуйста, располагайтесь. Если нужно, примите душ. Если хотите есть, я могу разогреть завтрак или омлет приготовить. Мама, думаю, проснется не скоро, я к тому времени уже вернусь. Только вы ее не будите, хорошо?

– Да, – отозвался я, – мне еще отец Павел сказал, что будить не нужно. Есть я не хочу, не беспокойся об этом. А так, может быть, и сам прикорну здесь где-нибудь, поспать сегодня не получилось.

Матвей ушел. Я попытался расположиться в кресле, но мне постоянно было неудобно. В душе застыло щемящее тревожное чувство, будто мне предстоял суд, самый страшный экзамен, но мне забыли объявить дисциплину и оставили в коридоре готовиться. Мысли метались в разные стороны, начиная от того, что мне решительно нечего сказать ей в свое оправдание, заканчивая отчаянными попытками вспомнить, как и когда я познакомился с Пинегиным.

С Кривомазовым и Колесниковым я познакомился на подготовительных курсах при физическом факультете. Помню, как дрожали руки при мысли о вступительных экзаменах, как я искал главный корпус, как опоздал на первое занятие по математике – кабинет 308П был в пристройке, и я долго не мог его найти – раз десять обошел весь третий этаж. А потом, после занятия, отстал от своих товарищей, потому что нужно было завязать шнурки на туфлях. На улицу я вышел через запасный выход и долго не мог сообразить, где, собственно, очутился, и как отсюда выйти к главному входу – здание главного корпуса показалось мне тогда бесконечным, битых полчаса я бродил по заваленному строительным мусором заднему двору. Кривомазов с Колесниковым тоже были приезжими, может быть, поэтому мы друг за друга и держались – нам не к кому было больше идти.

С Пинегиным мы познакомились на посвящении. Он учился тогда на четвертом курсе и нам казался уже совсем взрослым человеком. Подурачились мы тогда, конечно, от души, кажется, я на том посвящении выпил больше, чем за всю жизнь до этого. Впрочем, это все было только прологом к веселой факультетской жизни, которой в то время заправлял Алексей. Мои родители, отправляя меня в университет, надеялись, что я не буду жить в общежитии, но в полной мере избежать мне этого не удалось. Любой нормальный студент, только что вырвавшийся из-под опеки родителей, попадает в самый водоворот студенческой жизни. И уж если ты не идешь в общежитие, рано или поздно оно придет к тебе само. Особенно на первых курсах, когда молодежь еще ничего толком не понимает.

В постоянном беспорядке я прожил до четвертого курса, потом компании постепенно стали рассеиваться. К этому времени группы на потоке сильно поредели: ушли те, кому дисциплина была не интересна или чересчур сложна. Так часто случается: те, кому учиться интересно, не замечают сложностей в учебном процессе. Но учеба была не единственной причиной, только в нашей группе две девушки ушли в академический отпуск по беременности. Несколько ребят просто исчезли, один забрал документы в середине семестра: нужно было обеспечивать молодую семью, которая так невзначай свалилась ему на голову. Впрочем, он, когда я видел его в последний раз, как всегда улыбался и говорил, что устроился на кулинарные курсы в какой-то техникум, в общем, без работы не останется. Не менялся только Леха. Он по-прежнему устраивал посвящения и заправлял на всех факультетских вечеринках, бегал за первокурсницами (или это они за ним бегали, я тогда не хотел разбираться). Время от времени мы собирались в кино или у меня дома, чтобы выпить пива и до хрипоты спорить обо всем на свете. И все было легко и просто, пока в нашу жизнь не ворвалась Катя.