Егор Киселев - Friedrich

Но теперь почему-то мне эти воспоминания кажутся теплыми, хотя вряд ли я согласился бы остановиться в этой квартире на постой. Однако же был в этом жилье и один существенный плюс – его было абсолютно не жалко. Когда на второй неделе у меня вдруг отломился кран над раковиной в ванной, я не сильно расстроился, просто положил его рядом и забыл до поры до времени. Разрушаемость интерьера была повышенной: в маленькой комнате осенней ночью отвалилась гардина под тяжестью занавесок, а я даже и не проснулся, хотя шума, наверное, было много. От случайного попадания диванной подушки разбилась антикварная люстра. В кладовке лопнула банка с хозяйскими соленьями, в большой комнате отвалилась внутренняя рама со стеклом, а уж про мышей и говорить нечего – они быстро выучили меня брезгливости.

Мне вдруг пришла в голову мысль, что тогда я мог довольствоваться малым. Но это, пожалуй, не совсем так. В действительности я просто не понимал, какие преимущества в жизни дает порядок. Не понимал, зачем следует заправлять постель утром, если вечером ее снова нужно будет стелить, для чего нужно начищать обувь или гладить джинсы – я был абсолютно уверен, что внешность решительно ничего не значит, что самое главное в человеке спрятано глубоко внутри. Красивый фасад ровным счетом ни на что не влияет. Но это, конечно же, не правда. Важна каждая деталь. И уж если откровенно, внешность не важна, пожалуй, только мертвому. А вот живому важно, как он будет выглядеть даже в гробу.

Я осмотрелся. Вокзальная площадь за пятнадцать лет почти не изменилась, поставили только экран для городской рекламы, обновили асфальт да нанесли разметку. По-прежнему здесь по утрам суетятся горожане, чаевничают таксисты, мерзнут очереди на остановках. Лица у всех уставшие, будто за прошедшую неделю из людей вытянули все жилы. Впрочем, в столице усталости еще больше, хотя свежая кровь в ее артериях появляется регулярно. Это особенно заметно в метро, где туземцы лишний раз головами не вертят, чтобы не тратить попусту силы. Но, может быть, это только я устал и спросонья проецирую собственные чувства на других людей? Хотя они спешат на работу, а я тут по личным обстоятельствам. Правда, обстоятельства эти настолько деликатны, что я никак не могу сообразить, стоит ли мне приступить к ним немедленно или лучше побродить еще по городу, растрачивая унылое осеннее утро на глупые студенческие воспоминания.

Накануне вечером в моей квартире раздался звонок. Молодой человек, вежливо осведомившись, что разговаривает именно со мной, сообщил, что его мать, Смирнова Екатерина Николаевна, при смерти и хочет со мной проститься. Я тут же взял билет и выехал первым поездом. Пятнадцать лет назад я мечтал, чтобы меня попросили остаться, чтобы кто-нибудь задержал меня в тот день на перроне и не дал мне уехать. Но я и представить не мог, что с Катей мы вновь увидимся при таких обстоятельствах. Ее сын, который мне позвонил, ровным счетом ничего не объяснил, а я был не в состоянии устраивать расспросы. Минуты ожидания тянулись мучительно долго, я не мог найти себе места и успел обойти за утро почти все памятные места в центре, но куда бы ни приходил, везде было неуютно и холодно. Все смешалось в больной голове. Я не знал, следует ли мне снять номер в гостинице, или я сегодня же уеду обратно. Я и вещей-то никаких с собой не взял. Оставалось только бездумно бродить по улицам в ожидании подходящего времени для звонка.

С другой стороны, повод для звонка был, конечно, и в семь утра. В конце концов, меня ведь пригласили не на кофе, и я это прекрасно понимал. Но тогда, пятнадцать лет назад, у меня были причины для побега, и по сей день они никуда не делись. Что я скажу ей после стольких лет? Я колебался, пытаясь хоть как-то представить нашу встречу.

Помню, мы познакомились с Катькой еще в университете: я был уже на четвертом курсе, заканчивал физический факультет, а она только-только поступила на матфак. Мы тогда всей компанией удивлялись, что столь милому созданию делать на математическом факультете. Но сердце женщины – загадка, она и сама не понимала, почему поступила именно сюда. Правда, нужно оговориться, что она обладала на редкость живым умом, училась легко и могла заткнуть за пояс любого ботаника на курсе. Это, кстати, и привлекло нас в ней.

Однажды к нам прибежал Серега с горящими глазами и начал сбивчиво рассказывать, что он, наверное, влюбился. У стенда со стипендиальными программами и грантами для выдающихся студентов он познакомился с очаровательной девушкой, студенткой первого курса. Ему пришлось ее расстроить: эти программы доступны только со второго курса. Она блеснула глазами и ответила, что в таком случае у нее будет время как следует подготовиться, поблагодарила его за помощь и ушла.

Читать дальше