Элена Томсетт: Проклятье рода Ротенбургов. Книга 3. Эхо чужой любви

Улыбаясь, я поздоровалась. Она не сводили с меня глаз, пытаясь, видимо, определить, кто же эта девочка, а потом, не скрывая своего любопытства, все-таки поинтересовалась, кто я такая. Когда я сказала, она ахнула, прослезилась и, отвечая на мой вопрос о том, приехал ли Зигмунт, взяла с меня обещание, что я зайду к ним сразу же после того, как покажусь бабуле и отдохну с дороги. Бабуле мой вид понравился много меньше. Она ворчала, что я слишком похудела, стала похожа не палку, и все в этом духе. Зато днем, зайдя, как и обещала в гости к Литинским, я была сторицей вознаграждена за все мои страдания в прошлом. Кристина, которая всегда относилась ко мне несколько свысока со снисходительным пренебрежением, как к младшей и недостаточно привлекательной подружке, выглядела такой изумленной моей метаморфозой, что мне хотелось смеяться. А Зигмунт, мой несравненный Зигмунт, который в этом году закончил институт и был распределен врачом в Юрмалу, тоже удивленный, улыбаясь одними глазами, галантно поднес мою руку к губам. Я ужасно смутилась, потому что, помимо обычной лукавинки, в них было что-то еще, я не могла пока понять, что именно, я была еще слишком наивна и неопытна. Пани Изольда наблюдала за нами с чувством тайного удовлетворения, явно отразившегося на ее обычно таком непроницаемом лице.

Дней десять после этого вся наша повзрослевшая дворовая компания отиралась в городе, а потом один из мальчиков, Глеб, точнее, его тетя, предложила нам свой домик в курортном поселке на Северном Грэсе. Перед тем, как продолжить рассказ, я должна пояснить, что отношения между мальчиками и девочками в нашей компании в Баку сильно разнились от тех, которые существовали в центральной России. Будучи в походах, мы спали в палатках вповалку, все вместе, мальчики и девочки, мы могли месяцами жить без взрослых, но никогда, ни у кого, не возникало даже мысли воспользоваться этим и переспать друг с другом. Никогда. Точнее, возможно, мысли такие и возникали, но никто и никогда не мог себе этого позволить. Это было табу, подразумеваемое правилами игры в порядочных людей. Возможно, мы были еще слишком молоды и неиспорченны, не знаю. Возможно, во всей компании девочкой из России была одна лишь я, а я воспитывалась под сильным влиянием Баку и моих местных друзей.

На Северный Грэс нас решило отправиться человек десять. Кристина, я, Фатима, девочка-азербайджанка, смуглая, высокая, красивая цыганской восточной красотой, с темными, как вишня, глазами и густыми блестящими волнистыми волосами, и Аза, еврейка из хорошей интеллигентной еврейской семьи, мягкая, добрая, некрасивая, но очень приятная девочка. Из ребят были Зигмунт, мой сосед Глеб, двое братьев-армян, Артур и Грант, оба смуглые, высокие, с белозубыми улыбками. У Гранта были необыкновенные глаза – золотисто-янтарные, прозрачные, лучистые. Наконец, еще один мой хороший приятель с детских лет, потомок знатного грузинского рода – Шалва Ахалцихели, стройный, гибкий как лоза, с чеканными, тонкими чертами горбоносым лицом, горящими как угли глазами под четкими, словно нарисованными черными бровями вразлет, и светлыми, как у истинного грузина (как он говорил) рыжеватыми волосами. Я забыла еще Велту, подружку Кристины, которую она невесть зачем притащила с собой из Риги, и из-за которой, собственно, все и началось.

Когда мы договаривались о поездке на Северный Грэс, выяснилось, что Кристина Литинская ожидала приезда еще двоих ребятя, Эгиса и Ивара Ротенбургов, которых она непременно решила утащить с нами, потому что они оба нравились ей на свой манер. Ребята их знали, и никаких возражений с их стороны не было. Зигмунт и Шалва поехали на Грэс первыми, чтобы немного приготовить маленький домик тети Глеба к нашему нашествию, я просилась с ними, но меня не взяли. Тогда от нечего делать я увязалась в аэропорт с Кристиной, встречать Ротенбургов. Велта чувствовала себя слишком плохо при сорокоградусной жаре для того, чтобы совершить эту утомительную прогулку. Мы с Кристиной поехали вдвоем.

Надо сказать, что я знала двоюродных братьев Кристины – Эгиса и Ивара Ротенбургов не только понаслышке. Я была довольно хорошо знакома с ними обоими. Как и многие в нашем бакинском дворе, они были бабушкиными «внуками на лето», рижанами, как и семья Литинских. Ивар, младший, был мне даже в некоторой степени симпатичен. Ему нравилась Кристина, об этом знали все – весь двор и все родители. Пани Изольда даже иногда в шутку называла его «зятем». Их будущий брак с Кристиной был делом почти решенным. Эгис Ротенбург оставался в моей памяти чем-то противным. Он был очень красивым. Я это помнила. И обладал всем набором качеств, который обычно сопровождает такого рода парня, избалованного вниманием окружающих и особенно девочек. Он был самовлюблен, надменен, презрительно смотрел на нас, «мелюзгу», толкавшуюся под ногами, и одного этого было для меня достаточно, чтобы его не любить. Поскольку я росла хулиганкой, а он впоследствии превратился в красивого темноволосого мальчика с ослепительной улыбкой, признанного ловеласа, который менял девочек, как перчатки, то в свои десять-двенадцать лет я с друзьями получала неизмеримое удовольствие, обрызгав его и его девочек из водяных пистолетов, в то время, как они имели несчастье проходить по нашему бакинскому двору. Меня лично он никогда не задирал, потому что не хотел ссориться с Зигмунтом, с которым у него были прекрасные отношения. Зигмунт, пожалуй, был единственныи человеком, которого он уважал.