Евгений Пекки - Гуси, гуси… Повесть о былом, или 100 лет назад

– Быль молодцу не в укор, – буркнул Митяй и тут же получил от матери оплеуху.

– Ты о невесте подумал? А обо мне подумал? Ты до рукобитья мог по деревне ходить и девок портить. А слово дал, не смей! Ты, что же, хочешь, чтобы мне, старухе, ворота дёгтем вымазали, как потаскухе?

– Такого ещё в деревне не было.

– А я и не хочу, чтоб было. Ещё раз узнаю – ноги переломаем мерзавцу.

– А что же дядя Вася Анучин, Егоркин отец? Он, говорят, не одну вдовушку утешил.

– Он уж женат был десять лет, а не так вот, перед свадьбой, слово нарушил, да у жены по женской части была болезнь. А потом, не хотела говорить, да скажу. Ты знаешь, что он не своей смертью помер?

– Откуда же мне знать?

– Вот и не болтай. У нас, знаешь, обычай какой? Потянуло на бл..ей, так отведай-ка плетей. Его, было дело, женин брат вместе со старшим сыном прихватили за околицей, когда он от зазнобы своей на рассвете возвращался. Колами ему всё нутро отбили. Он неделю кровью харкал, после ещё полгода пожил, сердешный, да и преставился. Царство ему небесное, прости, Господи, грехи наши тяжкие, – перекрестилась Евдокся. – А ты чего к Комарихе попёрся? Сегодня вечерки не было у неё.

– Граммофон помог ей привезти, и она обещала колечко продать. Я искал для Манечки.

– Колечко где?

– Вот, – полез в карман Митяй, шмыгая носом, и достал кольцо.

Евдокся взяла его в руку и оценила, прищурив один глаз.

– Это не стекло. Дорогое колечко она тебе продала, где ж ты деньги взял?

– Она не продала, а подарила.

– Однако старался ты крепко, – ухмыльнулась Евдокся. – Просто так такие подарки не дарят. Что делать думаешь?

– Так ведь это не мне, это Манечке она подарила.

– Вот ей и отдай. Да не вздумай рассказать, никогда в жизни, где и как ты его взял. Понял?

– Понял.

– И помни, что я тебе сказала. Я два раза не повторяю.

Митяй кивнул головой, чуть не падая от усталости и пережитого, и поплёлся спать.

В доме Ашниных приготовления были почти завершены. Приданое, как все невесты на юге России, Манечка начала готовить с четырнадцати лет. Дело это неспешное, кропотливое, требующее немалой фантазии и значительного умения. Да ведь и вечёрки для этого собирались.

У Ивана Осиповича была, конечно, одна забота… Дело в том, что свадьбу решено, как и водится в тех краях, играть в доме жениха, а уж второй день – у невестиной родни. По рукам, когда, били и все детали свадебные обсуждали, Евдокия прямо сказала:

– Ты, Осипыч, как хочешь, а я ведь борелевскими мельницами не владею и кладов серебряных до сих пор не находила. Так что, столы едой накрою – не стыдно будет всей родне отгулять, и вашей, и нашей. А вот выпивку мне не потянуть, так что, готовь в приданое деньжат. Второй день, оно конечно, твой. Да ведь сам знаешь – он, куда как, полегче – гостей едва ли четверть приходит.

Осипыч рублей двадцать пять в укладке имел, что извозами накопил, но ведь и зима-то только начиналась. Надо ж было думать не только, как свадьбу сыграть достойно, но и о тех дочерях, которые с ним эту зиму жить будут, а то, по три-четыре дня, и без него. Хотел он, было, к купцу Арефьеву, в долг просить, да хорошо, Маняша его успокоила. Ей Груня, двоюродная сестра, на сватанье успела золотой вложить в руку, в подарок преподнесла. Вот его и отдала невеста отцу. Деньги были немалые, их уже на всё хватало.

– Манечка, может, себе оставишь? – спрашивал её отец, – вы ведь жизнь только начинаете, на хозяйство пригодится.

– Не надо, батюшка, печалиться об этом. Я же не в бедный дом иду, не Христа ради просить. Зато вы в долгах не будете. А то, сам знаешь, у Арефьева занял червонец, через год верни полтора.

– Ну, спасибо тебе, – расцеловал её отец.

Часам к одиннадцати стали подходить подруги. В обычаях деревни было, что в доме невесты подруги на последний девичник собираются. Мать её должна их встретить и чаем угостить. Они невестины наряды разбирают, если нужно, подгоняют что-то, украшения прикидывают, к тому, к другому одеянию, песни венчальные поют – это вечер прощания с девической жизнью. У Манечки Ашниной матери уже шесть лет, как не было. В таком случае невеста идёт с подругами на кладбище и просит у покойницы благословения. Так и Манечка отправилась со своей крёстной матерью и четырьмя, самыми близкими, подружками на южный край деревни, где в кленовой роще, среди могил других деревенских, была и могилка её матери.

Подошли к кованой оградке, очистили могилу от снега. Все стояли у оградки, а Манечка встала на колени у могильного холмика, перекрестилась и тихонько запела: