Александр Калинин-Русаков - Бессовестное время

– Ну и что это меняет? Он ведь твой друг?

– Конечно друг.

– Ты когда под лёд в ручье провалился, тебя кто вытаскивал?

– Мишка с Витькой.

– Ты вот представь… Когда-то давно на всей земле было всего два человека. Потом от них родились другие, потом ещё. Сейчас людей на Земле много, но все они, получается, между собой родственники, то есть братья.

– Значит, мы с Витькой и Мишкой братья?

– Получается, что да.

Такой поворот дела явно устроил Сашку. Второй вопрос тоже давно не давал ему покоя.

– А вот правду говорят, что Ленин нацмен? – сказал он и, втянув голову, хитро посмотрел на мать.

– Кто тебе такое сказал?

– Вовка Пыркин.

На поселении жили две чувашские семьи с несчитанным количеством детей. Фамилии у них были как на подбор: одни Кутькины, вторые Пыркины. Держались они всегда какой-то своей стайкой, не перемешиваясь с местными. Были они нищие и вечно голодные, но не жадные, только какие-то уж слишком стеснительные и тихие.

– Ну и что тебе сказал Вовка? Какой национальности Ленин?

– Сейчас вспомню. А, а… чуваш, кажется, как Вовка.

– Нет у Ленина национальности.

– Тогда кто он?

– Ленин.

– Тогда не пойму, зачем он всех в ссылку сослал? Церковь развалил, а батюшку заставил навоз из коровника вывозить?

Мать остановилась, поставила чугунок на остывающую печку и, тихо вздохнув, села напротив. Она пристально смотрела на него, не зная ответа. Пока мать раздумывала, что сказать, Сашка, поняв, что сморозил не то, решил задать вопрос попроще.

– Вот ещё скажи мне. Если в нашей деревне живут сосланные, то получается, что мы тоже ссыльные, и дедушка с бабушкой тоже, и тётя Тая, и дядя Федя, и дядя Вася?

– О, господи… – только смогла выговорить мать.

Стукнула в сенях дверь. Это пришёл Генка. После ужина он всегда делал уроки. Сашка слушал, как потрескивает фитиль керосиновой лампы, скрипит перо. Голова его всё ниже и ниже клонилась к столу. Он не заметил, как щека его неслышно коснулась клеёнки, глаза сладко закрылись.

На другой день отец взял его с собой на рыбалку проверять фитили. Фитиль – это ловушка для рыбы. Озеро было совсем недалеко. Летом оно светилось выпуклым синим глазом среди изумрудного поля. При восточном ветре трава начинала перекатываться волнами. Тогда казалось, что гигантский синий глаз плывёт навстречу изумрудным волнам. Цвет воды, в зависимости от времени дня, погоды, менял оттенки от голубого до фиолетового. Называлось озеро просто – Круглое.

Иртыш сегодня был похож на серого в яблоках скакуна, который, после долгой зимы выскочив из стойла, не хрипел, не бил копытами мёрзлую землю, а, лишь жадно хватая подвижными ноздрями воздух нового дня, нетерпеливо вставал на дыбы, восхищённо всматриваясь в бесконечный простор, который небеса бросили к его ногам. В беспокойной воде проплывали последние одинокие льдины, корни деревьев, брёвна, обломки строений.

Сашка любил, когда отец брал его с собой. Отец обладал удивительной способностью объяснять простыми словами сложные вещи. Например, почему летает самолёт или работает мотор. Сломанная ива лежала на берегу ещё с прошлого наводнения. Снег вокруг неё оттаял, кора нагрелась на солнце.

– Давай, Сашка, отдохнём.

– Давай.

Иртыш, оставаясь на первый взгляд неподвижным, плавно менялся под сопровождение шума волн, которые неотступно бились в берег.

– Так о чём ты вчера мамку про Ленина спрашивал?

– Да хотел узнать, он русский или нацмен?

– Ну и что мама сказала?

– Она сказала, что он Ленин, только это я и сам знаю.

– Правильно она сказала.

– А ещё я хотел спросить: мы в ссылке живём или нет?

– Ты вот сам подумай, – начал не спеша отец. – Если мы с тобой жили бы в ссылке, то выходить за пределы посёлка нам было бы запрещено. Только мы с тобой спокойно вышли, наловили карасей и сейчас вернёмся.

– И даже можем куда-нибудь уехать? – спросил Сашка и внимательно посмотрел на отца.

– Конечно, можем.

– Тогда давай летом поедем куда-нибудь, всё равно куда.

– Давай, после сенокоса.

– А куда поедем?

– Можно, например, в Тобольск. Я тебе Кремль покажу.

– Так Кремль в Москве.

– В Тобольске тоже есть Кремль, не хуже московского.

– Точно поедем?

– Точно. Только давай договоримся, что ты про национальность Ленина, ссылку и прочие вещи больше ни у кого спрашивать не будешь. Пусть это будет наш секрет. Про секрет, сам понимаешь, ни с кем разговаривать нельзя.

– И с пацанами?

– И с пацанами.