Александр Калинин-Русаков - Арбуз

Мне говорили: «Не езди, пусто там…, нет ничего…» Не поверил, и спустя несколько дней, стоя внутри квадрата из крапивы на месте дома, где когда-то жил, увидел всё: две поселковые улицы вдоль протоки, зеркало круглого озера, чахлое болотце позади, излучину реки, дома, людей… Они о чём-то говорили, но ветер уносил их голоса…

Супруге Ольге Калининой, Дмитрию Калинину, Дмитрию Халтурину

Тем, кто спустя полвека разделил со мной непростую экспедицию в ссыльное прошлое, посвящаю…

Арбуз

Зиме не хотелось уходить. Весна торопила её: съедала снег на размякших дорогах, грела проклюнувшиеся пригорки, развешивала бриллианты капель на тесовых крышах. Срубы домов, блаженно согревая старые бока в первых лучах, наблюдали за приходом тепла красными шапками герани в оттаявших окнах. Ждали весну…

С острова на излучине Иртыша, где приютилось Новое село, непросто было пробиться к Большой земле. Путь на Восток преграждал Иртыш, на юг – протока с неприступными берегами и диковинным азиатским названием Аркалам, с запада и севера нередсказуемая речушка Боровая. Село растянулось по берегу двумя улицами. Одна из них мимо магазина на пригорке, школы с тополёвой аллеей, оставив в стороне кладбище, уводила путника к переправе на Сибирский тракт. Вторая, Мельничная, начинаясь у обрывистого берега протоптанной колеёй по косогору, вдоль серых домов, зернотока, причудливо извиваясь среди полей ржи, заканчивалась у старой мельницы с круглым прудом.

Боясь беспокойного соседства с рекой, жильё на берегу давно уже никто не строил. Один человек поселился здесь за последние годы. Звали его все Капитан. В прошлом он и на самом деле был капитаном двухтрубного парохода «Сталин». Благодаря этому громкому названию и получил он свою десятку, неудачно пошутив, что управляет Сталиным. Сам Капитан ничего не рассказывал, а расспрашивать здесь было не принято.

Поселенцы до сих пор не могли надышаться свежим воздухом весны 53-го. Лагерь, ссылку тогда всем поголовно заменили «вольнушкой». В новом времени для всех это была самая большая радость. Говорить было ещё страшно, да и отвыкли они за эти годы, но дышать стало полегче.

Любил Капитан слушать, как среди зимы трещит на реке лёд, как на замёрзшем небе хрупкими сосульками позванивают звезды, купаясь в переливах северного сияния. Весной, к его радости, река оживала. Пароходы, проходя мимо, неистово дымили, вспенивали воду неугомонными колёсами, приветствовали Капитана басистыми гудками. Теперь он мог часами сидеть на лавочке у плетня и смотреть на реку. Такая служба у бакенщика – наблюдать за рекой.

Жернова жестокого времени, перемалывая в муку происходящие события, оказались не властны над обычными, казалось бы, слабыми людьми. Поселенцы, вопреки всему не желая превращаться в пыль, одержимо любили, женились, рожали детей, ссорились, мирились, хоронили, понимая: лучшее будущее вряд ли уже когда-нибудь наступит, но эту счастливую минутку они точно не упустят. Радости в избытке хватало от простого понимания того, какой райской жизнью живут они сегодня по сравнению с ушедшей эпохой всенародного счастья, согретого лучезарной заботой «Отца народов».

* * *

Сашка вместе со всеми тоже встречал свою весну, шестую по счёту. Прикрыв дверь в дом, он остановился на крыльце. В потеплевшем воздухе чувствовался едва уловимый горьковатый привкус разогретой зелени тала (ивы). Этот запах появлялся лишь весной.

По первому теплу в загон выпускали Звёздку. Увидев Сашку, она негромко мычала, перебирая ушами. Маленького человека, от которого исходил запах её молока, она всегда воспринимала как собственное дитя. Звёздке тоже хотелось поскорее попасть в зелёное лето, где после пастбища Сашка встречает её из стада, даёт кусок хлеба с солью и, отгоняя веткой назойливых слепней, гладит белую звёздочку на лбу. Васька, пригревшись на треснувшей от солнца лавке, щурил зелёные глаза и был, похоже, вполне доволен собственной жизнью. Невысокое солнце, рыжее, как он, становилось всё теплее. Васька вспоминал, как прошлой весной луг под окнами превратился в бескрайнее море. Утки сели возле мостков, после, осмелев, вышли на берег, стали беззаботно смоктать плоскими носами в прибрежной воде. В Ваське немедля проснулся охотник. Расстилаясь по земле, он подкрался к добыче и даже изготовился к прыжку, нервно подёргивая хвостом. Виной всему был, наверное, его рыжий цвет. Утки, сколько могли, смотрели на его упражнения в маскировке, потом взяли и улетели.