Амели Нотомб - Аэростаты. Первая кровь

– Я похож на человека, который читает предисловия? И так ясно, что греки сволочи.

– Они хитрые.

– Они подлые. Ненавижу их. А троянцами я восхищаюсь, особенно Гектором.

– Что вам в нем нравится?

– Он благородный, храбрый. И у нас с ним есть кое-что общее: он астматик.

– В тексте нет слова “астма”.

– Да, но описание приступа ясно говорит об этом. Я узнал симптомы. И я понимаю, что у него аллергия на греков!

– Однако греки тоже кое-чем интересны. Одиссей, например.

– Одиссей? Мерзавец! Финт с Троянским конем – какая низость!

– Бойся данайцев, дары приносящих.

– Вот именно! Сыграть на вере других людей, придумать псевдоперемирие – тошнит меня от вашего Одиссея.

– Это война.

– Ну и что? Не все средства хороши.

– Тогда не было Женевской конвенции.

– Троянцам и в голову не пришло бы совершить такую ужасную вещь.

– Да. Поэтому они терпят поражение.

– Плевать. Правда на их стороне.

– А Ахилл вас не восхищает?

– Этот вообще выродок. Карикатура на американского вояку. То, что нам подается как храбрость, – просто тщеславие дурака, который настолько уверен в покровительстве богов, что считает себя неуязвимым.

– Плач над телом Патрокла вас не тронул?

– Гротеск! Все тот же американский warrior [6] Воин, вояка (англ.). , который пачками мочит врагов без малейших угрызений совести, но не может смириться с тем, что убили одного из его людей.

– Его лучшего друга, вы хотите сказать.

– А он? Скольких лучших друзей троянцев убил он сам?

– Но глубина его дружеских чувств потрясает!

– Нет. У негодяев тоже бывают лучшие друзья, вот и все.

– Я вот думаю, не слишком ли близко к сердцу вы приняли дело троянцев?

– Я же сказал, что полюбил Гектора. Я ассоциирую себя с ним. Читая “Красное и черное”, я не мог отождествлять себя с Жюльеном – и тем более с женщинами. А с Гектором это произошло само собой.

– Надеюсь, не только из-за приступа астмы.

– Нет, конечно. Там есть много примеров его благородства. Но в астме проявляется его отвращение. И мне это знакомо.

– Слушайте, я очень довольна. Вы прочли “Илиаду” так, как никто из мне известных людей. Это настоящее чтение.

– Да. К сожалению, “Илиады” нет в программе по французской литературе.

– Есть теория, согласно которой всякий роман по сути своей – это или “Илиада”, или “Одиссея”. Так что о лучшей подготовке и мечтать нельзя.

– Похоже, мне придется читать “Одиссею”?

– Конечно. Не хмурьтесь. Вам же так понравилась “Илиада”!

– “Одиссея” – это про Одиссея. А у меня на него зуб, я же говорил.

– В “Одиссее” совсем другой Одиссей. Впрочем, не важно, вы так заинтересовали меня своей реакцией на “Илиаду”, что мне теперь хочется узнать, как вы воспримите “Одиссею”.

– Поделом мне!

Я засмеялась и вышла. Как я и опасалась, отец поймал меня у выхода.

– Месье, мне неприятно, что вы шпионите за нами во время уроков, – заявила я резко.

– А я в себя не могу прийти от того, что услышал. Когда сын сказал мне, что прочел “Илиаду”, я решил, что он врет.

– Видите, не так плоха была моя идея.

– Да, признаю.

– Значит, вы можете мне доверять и перестать следить за нами.

– Я не вам не доверяю, мадемуазель.

– Если бы ваш сын знал, что вы тайком присутствуете на наших занятиях, он бы взбесился. И я бы его поняла.

– Я всей душой люблю Пия.

– Странное проявление любви.

– Запрещаю вам судить меня!

– Вы, однако, позволяете себе судить меня. Я не забыла, что вы мне вчера сказали. Вы говорили со мной как с невменяемой.

И я покинула особняк с высоко поднятой головой, не подав и виду, что накануне, когда я отсюда выходила, я тоже считала себя невменяемой.

Прошло четыре дня, прежде чем месье Руссер снова мне позвонил.

Я пришла во второй половине дня в назначенное время. Дверь мне открыл Пий. Он провел меня в гостиную с той чрезмерной любезностью, которая меня коробила, но, по счастью, исчезала, когда он начинал говорить.

– На “Илиаду” один день, а на “Одиссею” четыре. Почему так?

– Я устал. Не спал всю ночь, читая “Илиаду”.

– Понимаю. А еще?

– Мне понравилась “Одиссея”. Но все-таки меньше, чем “Илиада”. Это всего лишь история одного человека.

– Ошибаетесь.

– Ну да, согласен, есть его спутники, жена, сын. Персонажи второго плана. А “Илиада” – это не история Ахилла. Это история противостояния между народами.

– На самом деле вы просто не любите Одиссея.

– Да, правда. Нельзя любить одновременно и Гектора, и Одиссея.