Рафел Надал - Проклятие семьи Пальмизано

– Я дал тебе возможность промолчать и спасти свою жизнь, но ты отказался. Теперь мне придется тебя убить. Я не допущу, чтобы ты на всех углах трезвонил про химическое оружие, угрожая сорвать месяцы нашей работы.

Американец уже готов был снова нажать на курок, когда кто-то вышел из-за двери и встал между ними. Раздались еще два выстрела, и Витантонио увидел, что Кларк, раненный в руку, убегает вниз по лестнице. Тут он узнал человека, оседавшего на пол спиной к нему, это был Сальваторе. Витантонио бросился к нему, чтобы подхватить, но не успел – тот упал на пол, из раны на груди хлестала кровь. Витантонио сел рядом, и их кровь смешалась. Он заговорил, пытаясь успокоить Сальваторе:

– Так, значит, это ты прятался в подъезде…

– Я ждал гнилозубого, чтобы свести счеты по одному давнему делу. Увидев, что американец следит за тобой и тоже пошел наверх, я подумал, что должен вмешаться, иначе ты окажешься между двух огней. Мне рассказали про вашу ссору, когда я уходил из аэропорта…

Вдруг Сальваторе замолчал и подал ему знак глазами. Витантонио обернулся и увидел, что Франко взял пистолет гнилозубого и прицелился. Руки у него дрожали, и он промахнулся. Франко больше всего на свете нравилось убивать, но даже стрелял он настолько плохо, что в своих злодеяниях не мог обойтись без помощи. Витантонио выпрямился. С ним было ровно наоборот: ему не нравилось стрелять, но стрелял он хорошо. Он заметил, что Франко все еще дрожит, пытаясь снова нажать на курок, но пальцы его не слушаются. Витантонио посмотрел на него с отвращением и прицелился.

Он еще колебался. Он вспомнил, как Франко схватил Джованну в саду палаццо в день, когда бабушка в наказание отменила конфирмацию Витантонио; увидел, как год спустя тот играет с мечом в наряде Черного Рыцаря; заново пережил дни, когда фашисты избили Сальваторе; подумал о малыше Микеле, разбившемся на дне оврага, об увольнении Тощего и высылке доктора Риччарди. Он вновь увидел, как взлетает на воздух казарма в Матере, представил тела семнадцати жителей Рионеро, расстрелянных на площади, и всех остальных убитых, которых они находили, идя по Майелле. Затем он снова пережил весь ужас бомбардировки Бари и понял, что должен довести дело до конца.

Он взвел курок. Последним перед его глазами возник образ матери – как она задыхается, отчаянно ловя ртом воздух, который не доходит до легких. И тут он в ярости дважды выстрелил Франко в лоб. Голова у того резко откинулась назад, как будто кто-то дернул его за веревку, а ноги обмякли, как пластилиновые. Не успев даже сообразить, что он не верит в происходящее, Черный Рыцарь упал замертво. Витантонио стоял неподвижно, неотрывно глядя на кровь и осколки черепа, запачкавшие стену. Переведя взгляд дальше, он увидел две дыры рядом с балконным проемом: обе пули прошли навылет и вошли в стену, отколов штукатурку. Наконец он опустил взгляд на безжизненное тело двоюродного брата. Он долго стоял, глядя, как кровь вытекает из продырявленного черепа, разливаясь по плиткам пола. И ничего не почувствовал.

Но Сальваторе захлебывался в собственной крови. Витантонио снял рубаху и попытался заткнуть рану. Кровь, вытекавшая из отверстия на груди, куда вошла пуля, слегка пузырилась, как будто сдувалось велосипедное колесо. Должно быть, было пробито правое легкое. Сальваторе закашлялся, плюясь кровью. Он жадно ловил ртом воздух, но, видимо, тщетно, потому что лицо его побагровело. Затем он с трудом приподнялся и заговорил поразительно ясным голосом:

– Здесь ты уже все сделал… Теперь уходи и найди Джованну.

– Нам нужно ехать в больницу, – возразил Витантонио.

– Нельзя, – ответил тот.

На сей раз голос Сальваторе звучал гораздо слабее, и Витантонио пришлось наклониться к самым его губам.

– Мы застрелили американского офицера, а если мы расскажем про него правду, нам никто не поверит.

До тех пор Витантонио не задумывался, чем рискует. Его могли счесть предателем: за последние несколько часов он дважды вступил в перестрелку с капитаном американских вооруженных сил и убил двух фашистов, которые наверняка были известны в Бари под личиной верных слуг правительства Бадольо. Он попытался оценить ситуацию и представить, что за этим может последовать. На самом деле, подумал он, раз его противник сбежал, то, вероятно, ему тоже не с руки было оказаться замешанным в случившемся и не хотелось привлекать к себе внимание военной полиции. Офицера – специалиста по химическому оружию, члена официально не существующего особого подразделения, которому прежде всего следует блюсти секретность, – не похвалят за участие в перестрелке.