Александра Фокина-Гордеева: Затерянные в сновидениях

Я кричу ему через боль, сметая ее с себя сбрасывая с себя безвольными руками, ставшими невесомыми или столь тяжелыми, что я уже не чувствую их крепления к себе: «Зачем мне эта чистота? Зачем такая сила, полученная ценой невыносимых…» Но крик утонул в хаосе мелькающего безумия, куда я и провалилась вслед за ним.

Очнувшись, смогла контролировать лишь направление взгляда. Все тело ломило, скручивало от боли…

Достав лилию и плющ, разлив сверху жидкий критский бадьян, уложил наверх горный хрусталь.

– Земля, – тихо сказала я, но слова, застрявшие комком в горле, так и не сложились в звуковую форму.

– Я не буду рассказывать тебе о сторонах света, ты знаешь, для чего все.

Да, я все вспомнила… жрица старых культов, имена богов и богинь канули в вечность, обряды разошлись по конфессиям и сами собой прижились в разных религиях.

Кое как, поднявшись, раздевшись, легла на шкуры. Несмотря на предутреннюю прохладу, чувствовала жар. Мне было интересно, что он видит, смотря на меня, нагую во всех смыслах и переданную ему до конца…

Как всегда, прочитав меня как раскрытую книгу, он еле сдержал усмешку или не сдержал… Самый темный предрассветный час скрыл его черты… И мои мысли понеслись в другое русло.

Он растер все мое тело маслами и травами, и, несмотря на близость дыхания, мягкость его рук, все было очень по-отцовски заботливо. Это немного укололо в самое сердце самолюбия.

– Научись не давить из себя чувства, а рождать их, всем сердцем любя и принимая свою пустоту и одиночество. Только раскрывшись безмолвию и своему предназначению, ты сможешь понять, принять и полюбить меня, через образ Единого, Вечного. А на меньшее я уже не согласен, и ты тоже! Зная тебя лучше и дольше, чем ты самое себя, скажу – ты, рожденная стать моей силой, пока являешься проявлением моей слабости, не явным, но резким.

Я не слышала его слов, я видела их образы, тени, звуки, весь этот хоровод освобождал меня от чего-то липкого, мрачного и очень мутного, как будто замазанного сажей, стеклянной паутиной.

Я несколько раз потерла глаза, было ощущение, что от жуткого жжения они выкатятся из орбит прямо на мох. От этой мысли стало весело и грустно, представив, как это произойдет во всех красках моего воображения. Я хихикнула… потом еще и, наконец, все это вырвалось в абсолютно неконтролируемый, безудержный смех, он был очень веселым и заразительным, вовсе не истерическим. Чин долго и пристально смотрел на меня, так и не решился присоединиться к веселью.

Ты всегда творил во мне! Всегда учил, любя и прощая! Я не желаю прощения! Но осознания, слияния, расширения… Я вижу тебя, чувствую тот день, что коснется меня твоим крылом…

Тебя нет… значит, меня нет… значит, ничего нет. И, разбив вдребезги мое понимание, и разорвав внешние… ты забрал мое безумие, я обрела твое спокойствие, Ты видишь, миры перевернулись. Ты выпил все темное, ведя меня играючи между сосудами сефирот.

Я почти сгорела в твоих огненных сферах и чувствую себя голой без моей тьмы.

И только вечность будет помнить тот миг, когда ты спас меня, ворвавшись в мой мир. Голоса в моей голове стали безмолвными. Силы слились с твоими, оголив мое внутренние. Золото заменили серебром. Мы стали поклоняться разным богам: ты – Солнцу, я – Луне.

Все прошло… но боль сменила печаль, терпкая и немыслимая по своей глобальной силе, полностью подчинившей меня и придавившей к полу. В собственном бессилии я почти завыла, но голос снова застрял посредине звука и больше не пропускал никаких импульсов. Потеря тебя… и того… другого, возможно тебя же, не знакомого, но более близкого и дорогого… не прошедшего сквозь меня, оставив порванные зияющие раны… за него я отдала все.

За его жизнь – свою… это все, что уже случилось в параллельных… невозможно… изменить… измерить… боль…

Отец! Пусть она раздавит меня, стерев память о будущем… я не смогу жить, если стану помнить весь этот ад, который уготован мне… неужели все написано? Предрешено?

Нет сил, не желаний… только вселенская грусть… когда-нибудь я проживу ее глубину… но не теперь. Я открываю глаза, по телу разбежалось приятное тепло, как будто сердце разорвалось и разлилось во мне, более не нуждаясь в венах и жилах, расправляясь, просачиваясь сквозь кожу и поры в бездонную высь великого «Нечто»…

Звезды так близко, что мое дыхание колышет их, они мерцают, создавая тихое движение в своем небесном шатре и неся за собой мой невесомый островок, уводя от утреннего тумана, привнесшего свои холодные тона в эту идеальную картину.