Мирослава Крученкова - Разлом в Отражении

Стоял прекрасный, тёплый, летний день. Холст неба был ярко-голубого цвета, столь насыщенного, что оно, казалось, вот-вот поглотит всё сущее в свои бездонные глубины. По нему степенно плыли пушистые белоснежные облака, то растекаясь, то закручиваясь, сворачиваясь в удивительные, причудливые узоры. Мимо дома Оливии по тротуару проходили люди, собаководы выгуливали своих питомцев на дорожке, проезжали подростки на велосипедах, по дороге сновали автомобили. И многие с нескрываемым удивлением посматривали на неё. Видимо она выглядела очень странно, сидя на крыльце в халате.

Справа от Оливии располагался цветочный сад её матери Маргарет, где росли счастливица примула розового и белого цветов, пламя красных соцветий-факелов сальвии, букеты пурпурных годеций, кустарники прекрасного агератума пушащиеся нежным ковром, высились таинственные цветы эльфов – аквилегии и очаровательная королева всех цветов – горделивая роза. Ласковый ветерок заботливо обволакивал кожу, распространяя дивный аромат прекрасного сада по всему двору и за его пределы.

Сердце Оливии успокоилось, мысли вновь прояснились. Она бездумно глядела в небесную даль, ощущая благодать и умиротворение от спокойного ветра, ароматов природы и тепла животного, что нежилось от её ласковых поглаживаний.

За спиной открылась дверь, и рядом с Оливией на ступеньки опустилась Маргарет.

– Что с тобой происходит, родная? – нежно спросила она.

Оливия промолчала.

– И почему ты мне ничего не рассказываешь? – в голосе Маргарет послышались нотки досады. – Возможно, я могла бы помочь…

Оливия знала, что мать ей не поможет. Ни она и никто другой. Каждый посоветовал бы ей обратиться к психиатру, сочтя её сумасшедшей. Да и не любила Оливия откровенничать. Раскрывать душу не хотелось даже матери, знаменитой своим участием в бедах других людей и готовой выслушать и помочь. Не хотелось показывать свои странности в которых она и сама не разобралась до конца.

Оливия пожала плечами и мотнула головой, отгоняя невесёлые мысли.

– Всё хорошо.

Маргарет не стала настаивать и, вновь улыбнувшись, перевела тему.

– Ты убежала, и мы не успели тебя обрадовать. Мы с отцом решили в этом году съездить в Дувр на несколько недель отдохнуть. На скале близ пролива сдают старинный домик со всеми удобствами, и мы подумали, чем ехать в чужеземную Европу лучше отдохнуть в родной Англии, тем более Дувр славится своими потрясающими скалами, – Маргарет взглянула на задумчивую дочь, убирая вьющийся локон с её лица. – Ты ведь любишь природу и уединение.

Оливия снова промолчала. Ей было абсолютно безразлично куда ехать, где находиться. Ни одно место в мире не скроет её от самой себя и являющихся ей кошмаров.

– Ты меня слышишь, родная?

Девушка кивнула.

– Завтра утром мы выезжаем, так что, – Маргарет обняла дочь за плечи, – если ты поедешь с нами, советую тебе собрать все нужные вещи сегодня.

Она поцеловала её в висок, и в этот момент к воротам их дома подъехал чёрный автомобиль.

– А вот и красавчик Ричард, – довольно улыбнулась Маргарет.

Уголки губ Оливии довольно приподнялись. Она не отводила взгляда от статного мужчины, что вышел из машины, обаятельно улыбаясь и приветствуя женщин. Он направился в их сторону, открывая калитку, и Маргарет поднялась ему навстречу.

– О, Ричард! – тепло обняла она молодого человека. – Как мы рады вновь видеть вас. Хотите чаю?

– Нет, благодарю вас, миссис Томпсон, – бархатным голосом промолвил мужчина. – Я ненадолго, хотел повидаться с Оливией.

Девушка встала, опустив голову.

– Вы зайдёте в дом? – спросила Ричарда Маргарет.

– Нет, – вместо него ответила Оливия, показав матери, что ей стоит оставить их вдвоем.

– Ну что ж, тогда я оставляю вас наедине, – промурчала Маргарет и, довольная, зашла в дом.

Оливия облокотилась спиной о стену крыльца и с вызовом посмотрела на Ричарда сквозь упавшие на лицо кудряшки волос.

Его глубоко посаженные карие глаза горели огоньком недоверия ко всему миру. Густые тёмные волосы обрамляли точёное, аристократичное лицо с тонкими губами, что улыбались лукаво и слегка надменно. В чёрных джинсах и белой распахнутой на груди рубахе он не был похож на инспектора полиции, но его мужская суть говорила о характере стойком и уравновешенном.

Ричард стоял расслаблено, в его независимой стати чувствовалось достоинство, самоуверенность и решительность. Он нежно обратился к молчаливой Оливии: