Игорь Олен - Хеопс. Пирамида

Общинники загудели, чуть видные в темноте.

– Полив ведь…

– Не время! Надо б в разлив!

– В разлив нет полей, таскать сподручней, ибо вода у вырубок…

Парень, вспыхнувши, крикнул, прячась за спинами: – Податей мало? Что Мемфис хочет? Нас извести?

Начальник шагнул было, но передумал, лишь погрозил жезлом.

– Взять еду, – бросил он и добавил: – Чати велик! Он глас царя. Он рука царя.

– Царь уплыл ведь… – гулом прошло в толпе. – Он Áписа не кормил… Где царь?

– Цыц! – поднял начальник жезл свой.

Вскоре шло человек до ста – по полям и тропам, через каналы, путаясь в темноте, сбиваясь, падая, – вслед за факелом. Порскали в кустах лисы, пел мрачно сирин.

– Цапнет змея – и к мёртвым, – люди шептались. – Ночью идём… Пожар, что ль? набег? ливийцы?

– Лучше уж крокодил! – вёл парень, шедший с короткой палкой. – Он в Нил утащит, всё на своей земле! Мы нома Сета, и Сет наш бог. Но лучше добрый бог, чем Сет. Он брата убил, нас вовсе… Был бы наш бог Осирис!

Свернули к дамбе, косились в воды, где стыли звёзды.

– Треплетесь, – начал кто-то. – А то не знаете, что в Фаюм идём, к крокодилам. Их бог там – Сéбек… Вот уж где крокодилы! Сéбек ведь – крокодил. Их в озере – что песку! Озеро в том Фаюме – с море. Там было царство, в древности. Сехемхет, их князь, строгий: глянешь не так – казнит… Лучше Хеопс царь, слава!.. Сéбек, он злей, чем Сет. Сет – он, коль дует самум с песков и в набеги ливийцев, вредный. А этот Сéбек – вечно злой. Зазевался в полях – и сожран. Обычай там – бубен стучит всегда, день-ночь, вечно. Чтоб крокодилов гнать.

– Ну, ты болтун, смотрю! – прервал новый. – Коль ты из Сета – что их Фаюм? Потрудимся и вернёмся. А вот про камень – вот где зло! Он, камень, разный, коль кто не знает. В Фаюме он не песчаник, не известняк. Базальт там. С ним наломаемся…

Парень, убивши зайца, коего усмотрел в кустах, кинул добычу в сумку.

– Вкусный! – громко заверил он. – Чтó вам скажу: жить плохо. У них дворцы, слуги… Мы точно скот… Что царь думает, честь ему?

– Не видал ты царей. Хеопс лучший! Я застал Снофру – так у него война одна: с Ливией, на Синае, в Нубии. Рыли каналы, камень рубили… А при Хеопсе – тишь.

– Мне, – начал парень, – лучше война. Лучше уж воевать, чем рабствовать…

Чин, что их вёл, прикрикнул. Двинулись молча.

Лезли грядой, оканчивавшей долину, и на заре далеко внизу различили туманы. Тут и донёсся бубен, не прекращавшийся никогда.

Шли по склонам, вниз, видя, что и с других мест тропами отовсюду в Фаюм прут люди в схенти – схентиу, или же египтяне.

Солнце палило. Туманы пухли, являя воду. Бриз нёс вонь сырости… Выросли башни Крокодилóполя, центра нома в чащах и средь полей с людьми…

В зелень всё ж не попали: их гнали дальше, в каменоломни.

Там всё кипело; пыль висла тучей; бегали сотни голых и в схенти тел, что значило, что здесь трудятся не одни лишь общинники, но рабы. Камень в скалах рубили, делали плиты. Люд нома Сета таскал их (размером три локтя на три) от мест вырубок к пристани на канале, где их грузили в лодки – цепь таких виделась подплывавших и уплывавших. Плети жгли спины, надсмотрщики ярились. Плиты отдавливали мешкотным ноги, и вопли боли вплетались в шум.

Парень трудился с сумкой через плечо, но сумку бросил, чтоб было легче.

В полдень Ра заглянул в карьер… Пот тёк и тёк, пыль липла, и плоть зудела. Но дозволялось выпить из чанов – и после вновь к труду. Водоносы-фаюмцы ходили к озеру, видному всей своей непомерностью.

Парень выбился из сил быстро. Он одурел от тяжести и плетей, от грохота и от стука под крик глашатая, объявлявшего непрестанно:

– Ради царя – блеск Ра ему! Друг Царя, Друг Царского Дома, чати великий, главный в Египтах! Всем в каменоломни. Друг Царя, Друг Царского Дома, так Хамуас велел!

Обморочных, откачивая, гнали снова в пыль, в толкотню, в пекло.

Парень, спускаясь с новою ношей, выронил край свой. Он был побит плетьми и понёс осторожней; в канале вымылся до того, как надсмотрщик (все из фаюмцев) вдруг зашагал к нему… После с него спал схенти: тряпка скатилась в щель. Он стал как раб. Пыль срам прикрыла.

В полдень был отдых; дали лепёшки. Молча смотрели, лёжа в тени от скал, как со свитой, под бой надсадного в тиши бубна, ехал куда-то князь Сехемхет в портшезе.

Расслабленным было тяжко начать труд, мышцы ломило. Под ор и свист плёток вновь поднялись стук, скрежет. Пыль скрыла небо с яростным оком Ра. Плиты стаскивали к воде, вниз.

Труд продолжался ночью. Были в той степени утомленья, что двигались как сомнамбулы. В час отдыха гремел бубен. Парень нашёл в себе силы спуститься к лодкам.