Ника Маслова - Мажор для оборванца

– Ну так что? Пригласите бедного родственника на ужин?

– К-хм… М-м… А может… Эй, Костя, постой…

Недолго я слушал шумы и шуршание.

– Здравствуйте, Даниил, – прозвучал в трубке чужой голос, и я поздоровался в ответ, хотя, если честно, не ожидал вот так запросто услышать этого Костю. А он тем временем продолжал: – Мы с Геной всегда рады гостям. Адрес вы знаете?

– Знаю.

– Тогда приходите. Будем вас ждать.

– Квартира шестьдесят четыре? – спросил я.

– Да.

Я набрал цифры на домофоне и услышал по телефону его трезвон.

– А я уже здесь. Открывайте.

– Гена, будь так добр, открой дверь, – ровным тоном произнёс Константин и обратился уже ко мне: – Буду рад познакомиться. Ждём.

Он сбросил звонок, а я подумал о том, что эффект неожиданности на таком противнике может и не сработать. Голос чёткий, самоуверенный, ровный – Костя продемонстрировал ноль беспокойства. Если кто из них и волновался, так это мой брат. Ну да ладно. Ввязываясь в дело его спасения, я заведомо знал, что эту крепость за день не взять.

Я быстро пробежался по лестнице, лифт не стал ждать. У открывшего мне дверь Генки горели щёки, он явно смущался.

– Ну извини, сам виноват. Не стоило так долго своего Костю от брата скрывать. Это вам, – протянул я пакет.

– А что там?

– Загляни и узнаешь.

Генка с такой осторожностью заглянул в пакет, будто из него мог выпрыгнуть монстр и вцепиться ему в лицо. Раньше я бы над этим посмеялся, но сейчас свои мысли держал при себе. Моему появлению Гена радовался настолько несильно, что я бы сказал: он мне совсем не рад. И только увидев, что я принёс, брат в первый раз улыбнулся.

В детстве он обожал эти трубочки с кремом. Сладкоежка неисправимый. Я всегда отдавал ему свою порцию выпечки, мама и сестра ругались, боялись, что Крокодильчик растолстеет, но он оставался худым как щепка, в нём всё бесследно сгорало. Теперь он раздался в плечах, оброс мышечной массой, если и продолжал на вольных хлебах трескать сладости, то они его в толстяка точно не превратили. И вряд ли уже превратят, хотя выпечке он откровенно обрадовался.

– Ой, я их уже сто лет не ел.

– Я тоже, – ответил я и снял обувь.

Гена выдал мне тапки подходящего размера.

– Надевай, это мои запасные.

Размер обуви у нас с ним давно сровнялся. Но когда я уходил служить, Генка казался мне лбищем (по сравнению с самим собой в детстве), но так, лбом не слишком крупным. Сегодня взгляд в зеркало на нас двоих, стоящих рядом, подсказал, что чужие дети и собственные братья вдали от нас растут быстро.

Генка мои мысли будто прочитал.

– Мне уже двадцать, кстати.

– Спасибо, что сказал, а то я не знал.

Он хмыкнул.

– А я на всякий случай, вдруг ты забыл.

– А похоже?

– Похоже, Дэн, – ответил Гена без улыбки. – Я понимаю, что ты беспокоишься, но у меня всё хорошо. И я надеюсь, что оно так и дальше останется.

Я бросил взгляд в сторону кухни – оттуда шли восхитительные запахи, доносились звуки готовки. Открытая дверь позволяла слышать всё, о чём мы говорили. Генка об этом тоже, разумеется, знал.

– Пойдём, я тебя с Костей познакомлю.

Он всё ещё волновался, но уже значительно меньше. И я вдруг понял, что он боялся представлять не Костю мне, а меня Косте. Вафельные трубочки с кремом из нашего детства стали моим входным билетом в их дом, а до того, как он представлял моё появление здесь? Я внимательно посмотрел на брата. Что он там себе надумал? Что я пришёл устроить свару? Показать себя, не знаю, бешеным орком или гопником, готовым назло всем насрать в центре ковра? Даже если бы я хотел это сделать – это ничего бы не дало, кроме того, что наши с Генкой отношения бы пошатнулись надолго, а то и рухнули навсегда.

«Он боится меня, моих слов, моего поведения, драки, скандала. Это он в первую очередь не хотел, чтобы я сюда приходил».

М-да, весьма своевременная мысль. Отрезвляющая, вдохновляющая собраться и сделать всё, чтобы закрепиться здесь, а не стать персоной нон грата.

В кухне метров пятнадцати с современным минималистским дизайном без вырви-глазных цветовых сочетаний нас встретил высокий, спортивного телосложения мужчина в домашней одежде: белой футболке, светлых джинсах и фартуке. Костя, конечно, этот человек не мог быть кем-то другим. Он повернулся от плиты, где помешивал в сковороде что-то вкусно булькающее, ароматное, и внимательно посмотрел на меня.

Хреново. Как Пингвин и говорил, Генкин мужик выглядел мужиком. На этого Костю пачками должны бы вешаться бабы, настолько смазливое у него лицо. Фартук серого цвета женственности ему не добавлял, как и широкие плечи, мускулистые руки. Если бы я не знал, что он живёт с моим братом, я бы в жизни не подумал, что он из таких. И писклявым тоненьким голоском он тоже не говорил. И не манерничал, не кривлялся.