Виктория Мальцева - Абсолют в моём сердце

Шея… Это его шея, такая нежная кожа на ней… Это волосы, я знаю их аромат, самый сумасшедший из всех запахов в природе… Его шёлковые пряди, мягкие, густые, на зависть красоткам… Я знаю, что они каштановые, знаю, что выглядят чёрными, когда он выходит из лазурного испанского моря или нашего бассейна, и помню, как смешно заворачиваются в мокрые полукольца, когда он стряхивает своей сильной рукой с волнами совсем не юношеских мышц с них воду… Щека… И эта щека немного колется, так возбуждающе колется, что мне вовсе не больно, а совсем наоборот — так сладостно приятно…

Именно такой она и должна быть, его щека, именно такой…

London Grammar — Everyone Else

Веду своими жадными губами по его скуле, стекаю к подбородку, и чувствую как сбивчивое, бесконтрольное, слишком частое для нормального мужского, дыхание обжигает мой лоб, щёку, влажные от болезненного пота волосы…

Почему он так дышит? Может быть, он тоже не совсем здоров в этом сновидении?… Конечно, это же мой сон, моя мечта, мои желания, и здесь, в этом пространстве, неподвластном моей жестокой и бездушной реальности, этот мужчина смертельно болен мною… Не я им… а он мною!

Но я не буду держать на него зла за то, что стало моим проклятием в том мире, где есть свет и яркие краски, но нет души, не стану безжалостно резать его своими редкими безразличными взглядами, не буду душить его, любя других, заставляя видеть и страдать так, как страдаю я… Не позволю ему созерцать меня в постели с другим мужчиной, никогда не скажу, что он — лишь развлечение для меня…

Я отвечу ему, вложив в свой ответ всю силу, всю доступную нежность, всю свою бесконечную, нездоровую, сумасшедшую любовь, ставшую моей насмешкой, моим проклятием… и моим же смыслом.

Пусть, пусть, пусть она будет! Пусть приходит ко мне во снах вот так, как сейчас, пусть будет мечтой, и я позволю себе целовать его губы, а он будет отвечать вот так же трепетно, как отвечает, так же захлёбываясь от собственной нежности, задыхаясь желаниями, а руки его будут гладить мою кожу, так же как делают это сейчас…

Его ладони на моей совершенно обнажённой груди и мне хорошо… Мне хорошо, как никогда… Интересно, в реальном сексе это так же приятно? Его пальцы гладят мою правую грудь, жадно сползают на левую, легонько сжимают, рождая в моём нереальном мире вполне реальные ощущения, те, которые я никогда в жизни не испытывала в том другом пространстве, где я, двадцатилетняя, всё ещё позорно продолжаю оставаться девственницей, неосознанно храня себя лишь для одного…

Для того самого, который в этом уже явно эротическом сне, так жадно сжимает меня в своих объятиях, целуя мои губы, облизывая мою кожу, спускаясь по шее к груди…

London Grammar — Non Believer

Боже, что он делает! Его рот на моей груди, его руки на моих бёдрах, а я в космическом полёте стремительно набираю высоту, и сверхзвуковые скорости заставляют сжиматься внутренности в моём животе, расходясь по остальному телу такой жаркой и такой сладкой волной…

Безумно хочется раздвинуть бёдра… Странное желание! Но ведь это же сон! Значит можно…

Я оплетаю его талию своими ногами, и делаю это легко, потому что он нависает надо мной, опираясь, очевидно, на свои руки, ведь именно так, наверное, это и должно происходить…

Мои ладони на его груди, и я чувствую под своими пальцами жёсткость редких мужских волос на ней, затем ощущаю тем самым своим девственным местом нечто… Что-то твёрдое и горячее даже сквозь слой ткани… Там не должно быть ничего твёрдого!.. Или должно? И почему нас разделяет ткань моего… или его белья, если это сон, то зачем нам эта дурацкая ткань?

Я смело рвусь удалить её, стягивая с его крепких бёдер, и то самое «нечто» обжигает мой живот своим жаром и… и нежностью… Оно… он такой нежный, оказывается!

Вдруг слышу стон, какой-то нечеловеческий приглушённый звук, и моё запястье в жёстком захвате:

— Софи…

И это его голос!

— Софи, прекрати, ты болеешь, у тебя озноб, тебе нужно просто согреться…

Крепкие руки разворачивают меня, и я чувствую, как моё тело повторяет одной идеальной ломаной линией то самое другое тело, так же почти полностью обнажённое, как и моё, потому что только теперь я нащупываю рукой собственные трусы и задаюсь закономерным вопросом: почему в таком прекрасном сне мы оба в белье?

За моей спиной гулко бьётся мужское сердце, рваное дыхание усиленно стремится стать ровнее и спокойнее, то самое твёрдое и самое горячее из всей этой груды мышц, становится не таким ощутимым в районе моих бёдер, и я понимаю, что непорочность, очевидно, мой крест, моя судьба. Даже во сне, даже в грёбаных своих мечтах я не могу расстаться с ней! Наверное, в своей прошлой жизни, в которую так верит отец, я была проституткой, и теперь проживу жизнь невольной монахини… С мокрыми трусами! Причём реально мокрыми…