Виктория Мальцева - Вечность после…

— Да?! — удивляюсь.

Я бы не хотела её знать. Никогда. И всё же знаю. Кто бы это мог быть? Догадка выпивает душу. С силой затягивает её в узкую трубочку, не позволяя дышать.

Не может быть.

НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!

Так нельзя!

Так нечестно!

Это неправда! Я не верю…

— Мы с Меланией вместе выбирали платье, — мать пытается вернуть радость в это событие. — Кольца они заказывали в Италии, какие-то эксклюзивные с камнями. Новая мода! — закатывает глаза. — У нас были обычные. Да, Дэвид?

— Кольца не имеют значения. Как и всё прочее, — сухо отзывается мой биологический отец.

— Всё имеет значение, Дэвид, — тихонько не соглашается мать. — В свадебное путешествие решили ехать не сразу, а в апреле, как потеплеет. Да и зимой Дамиену не вырваться — заканчивает съёмки второго фильма. Начинается самое сложное — монтаж. А дети хотят провести хотя бы месяц-два в Европе, погостить у мамы Мелании. Нас тоже приглашали! — в её голосе воодушевление. — Мел планирует зачать там первого ребёнка, смешная!

Я чувствую слёзы. Проклятые слёзы и душераздирающую боль. Стол, тарелка, бокал, салатница с зелёной бурдой — всё плывёт перед глазами.

— Ну что ты, что ты, милая! — мать вскакивает со стула, подбегает и обнимает мои плечи.

Дэвид трёт под очками глаза.

На Рождество в «Шестидесятых» сумасшествие. Тёмный бар набивается обездоленными, брошенными, отвергнутыми, не нашедшими своей пары, чтобы одиночество ненароком не убило их в самую святую и «семейную» ночь в году. Ну и, конечно, вся эта публика так же отчаянно пьёт, как и страдает.

В последующие после праздника дни наплыв не стихает — Рождество слишком болезненное явление, чтобы пережить его за одну ночь. Я добровольно вызываюсь работать во все три смены и каждый день, что несказанно радует моего начальника, однако заставляет думать, что у меня не всё в порядке с головой:

— В чём твой секрет? — интересуется причинами моего неадекватного трудолюбия.

— Деньги нужны.

Я не вру, они всегда нужны.

— Ну-ну, — не верит.

А я просто помню о ТОМ дне. Двадцать седьмое декабря — день, когда он навеки отдаёт ей себя.

И этот день, вернее, ночь (потому что в Риме — утро двадцать седьмого декабря, а у нас — вечер двадцать шестого) проходит в рабочем угаре. Я не пью, держусь, потому что знаю — в любой момент может позвонить мать или Дэвид. Но никто из них не звонит, очевидно, из-за насыщенности их свадебного графика. Я только получаю утреннее сообщение о том, что перелёт прошёл «без сюрпризов и эксцессов».

Домой приволакиваю ноги к пяти утра, стараясь ни о чём не думать. Заваливаюсь спать, не принимая душ — сил нет. Мгновенно проваливаюсь в сон, пока едва не подскакиваю от щелчка пришедшего сообщения.

Смахиваю, открываю послание и вижу то, отчего моё сердце перестаёт биться. Оно не выдерживает и трескается, кровоточит.

На экране смартфона светится счастьем и благополучием знакомая пара в свадебных нарядах: мой родной брат и его прекрасная, почти неотразимая супруга Мелания. Дамиен в тёмном костюме, странным образом подчёркивающем глубину его глаз, в руках невесты букет белых лилий. Свадебное фото в полный рост на фоне алтаря и пышного цветочного убранства церкви, а под ногами молодожёнов почти незаметно для незнающего взгляда растоптаны алые цветы. Маки.

Спустя мгновение ещё сообщение:

Mel: «Помнишь, я говорила, что буду его женой? Запомни: я всегда держу слово и никогда не изменяю своих планов!»

Eva: «Иди к чёрту!»

И получаю смеющийся смайлик. Хохочущий, мать его, до слёз.

— Суууууукаааа!

Это слово слышали все соседи, и те, которые на дальних улицах, тоже. Но ругательств, очевидно, мне показалось мало, и я совершила кармическую ошибку, набрав в смартфоне судьбоносное пожелание:

«Желаю вам бесплодного брака. Пусть каждая ваша попытка будет такой же пустой и бесполезной, как ты сама!»

Я не отправила это сообщение, хватило ума вовремя остановиться. Однако послание, сделанное в сердцах, всё-таки улетело в Космос, и было услышано там, где принимаются решения и вершатся судьбы.

Горькие, солёные, слишком обильные, чтобы назвать их слезами, реки бегут по моим щекам, сползая к горлу и за шиворот. Я растираю их ладонями, тщетно стараясь избавиться — это практически невозможно, их слишком много, и слишком активно производят их мои глаза.

Нет, мы с Дамиеном не родственные души, а гораздо больше — между нами связь. Наверное, именно та необъяснимая взаимная тяга и умение чувствовать другую душу, какие и бывают у близнецов. И эта связь приняла необычные формы: мы даже ненавидели друг друга не так как все, а с особой силой. И полюбили точно так же — до боли в костях, в каждой клетке, в каждой мысли в разлуке, вдали друг от друга.