Виктория Мальцева - Вечность после…

Мне было наплевать на последствия своих поступков, и как я сама уже стала подозревать, на собственное будущее тоже.

Я ни с кем не встречалась, всё ещё помня «прелести» совместной жизни с Вейраном, который почти сразу же после нашего развода стал публиковать в социальных сетях снимки со своей новой девушкой-китаянкой. Я бы даже не обратила на него внимания, если бы не подозрительно «скорое» объявление о предстоящей свадьбе и приписка «я ждал этого события почти всю свою жизнь!». Вейран получил канадский вид на жительство только по той причине, что стал моим мужем. Инициатором развода была я, но, вспоминая некоторые особо выдающиеся моменты нашего «брака», я с горечью понимаю, что мой так называемый муж так усердно старался от меня избавиться, что даже переигрывал. Гадко. Невыносимо гадко, но совсем не больно, потому что я была для Вейрана таким же точно проектом, как и он для меня. Я ничем не лучше. Стремление использовать мужчину в своих попытках пережить связь с другим не более достойно, чем его планы получить вид на жительство, женившись на слегка пришибленной белой девушке с канадским паспортом и многоговорящей фамилией Блэйд. И что хуже всего, Вейран ещё и взял себе мою фамилию!

Я перестала есть. Длинный список «любимой еды» сократился до нуля позиций. Странно, но пропавший к еде интерес совершенно меня не беспокоил, как и выпирающие бедренные кости и обнажившиеся ключицы. В другое время я бы обрадовалась подвернувшейся возможности похудеть, но на данном этапе мне было и на это наплевать.

Уж на что мой работодатель был безразличным к проблемам своих рабов, увлекаясь неоплачиваемым овертаймом, но даже он озаботился состоянием моего здоровья, строго поинтересовавшись, не принимаю ли я «вещества». Получив отрицательный ответ, заглянул в мои зрачки и, удовлетворившись увиденным, напомнил, что по пятницам мы работаем до последнего клиента, и что мне нужно взять дополнительную смену.

Дробление рабочего дня на четырехчасовые смены — его персональное ноу-хау, изобретение, помогающее не платить положенные законом 50 % за каждый отработанный сверх нормы трудового дня час. Хочешь, бери дополнительную смену, не хочешь, не бери, но, в таком случае, назавтра увольняйся.

Поэтому я беру и пропадаю на работе, проживая свои дни в тёмном баре и людских страстях.

Свой двадцать пятый день рождения отмечаю с родителями в их доме — рестораны и всё, что на них похоже, до одури надоели на работе.

Мать приготовила хороший ужин, Дэвид запасся вином и улыбками. Мне удалось прожить целый час в относительном благополучии, пока они не сообщили ЭТО — свою грандиозную новость.

— Ева… у нас в семье намечается важное событие… — мать мнётся и словно никак не может решиться.

— Да, мам. Говори уже!

— Дамиен женится в декабре.

Мир рухнул. Пыль и пепел пожаров заполнили атмосферу, навсегда скрыв солнце. В моей душе теперь навеки поселилась ядерная ночь. Краски плывут, стекают обильными подтёками, смешиваясь в серую жижу и не позволяя видеть.

— Венчание запланировано сразу после Рождества в Риме, никак не запомню название Собора… Так что нас на Рождество не будет, если только ты не захочешь поехать с нами, — мягко и как-то надрывно продолжает вместо матери Дэвид.

Пауза. В родительском доме виснет долгая непреодолимая пауза. Ни у кого нет слов или же просто сил их произнести. Я решаю быть круче всех:

— Меня не приглашали.

Первая же мысль, которая приходит в голову: «Вот, что он чувствовал».

Боже, ему было больно. Нет, это не боль, это мука, отключающая сознание.

Но лицо нужно держать, пусть каменное, но чтобы без слёз и признаков душевного упадка. Хотя, поздно — они уже на глазах.

Как женится?

Как?

Уже?

Так скоро?

Он же не собирался!

Считал, что рано!

Да, женится. А как же иначе? Люди женятся, Ева. Они не живут в отчаянии вечно и не обрекают себя на одиночество ради твоего душевного комфорта.

На ком он женится? На ком?

— Ты видела его невесту? — спрашиваю мать, потому что в эту секунду моей жизни мне плевать на Дэвида. В этой своей трагедии мне необходима поддержка матери, женское понимание и участие.

— Конечно…

С лицом матери творится нечто невообразимое, Дэвид прячется за очками и усердным переливанием коньяка в свой бокал.

— Какая она?

Мой голос твёрдый или жалкий? Сложно понять и услышать себя со стороны.

Мать набирает в грудь воздуха, чтобы выдать:

— Ты её знаешь, Ева.