Федерико Моччиа - Три метра над небом. Трижды ты

Только недавно они настояли на том, чтобы прийти к нам вечером на ужин, и мы заказали несколько пицц, чтобы не утомлять Джин. Мы велели их доставить из ресторана «Бернинетта», с отличным домашним пивом «Нора» пивоварни «Баладин». Это был поистине прекрасный вечер. А в конце, пока я наливал кофе, Маркантонио постучал ножом по стеклянному бокалу и встал.

– А теперь – новость последнего часа, и вы узнаете ее первыми. Мы с Эле женимся!

Они улыбаются друг другу. Маркантонио снова садится и ее целует, они действительно влюблены. Мы их поздравляем, и я начинаю острить:

– Ну и кто кому сделал предложение?

Маркантонио чувствует себя почти оскорбленным.

– Я, и я встал на колени, уж не скажу тебе, какие я говорил слова…

Эле демонстративно подчеркивает:

– Восхитительные.

– Ну конечно. – Маркантонио сразу же сбивает ее с толку: – Мы должны придумать для себя странную и забавную свадьбу, на пляже или на корабле, только для нас, потому что если устраивать ее для всех, то люди начнут ее сравнивать с вашей, и мы, разумеется, сильно проиграем…

– Да брось ты. – А потом Джин, с ее естественным простодушием, спрашивает: – А когда она будет?

Эле отвечает без запинки:

– Двадцать шестого июня.

Для любого это был бы нормальный вопрос, но для всех нас он тут же оборачивается ужасным сомнением. Мы недолго молчим.

– Я открою мороженое, которое вы принесли, ладно?

И я встаю из-за стола, пока Джин пьет воду, а потом снова смотрит на Эле и Маркантонио.

– Я рада за вас.

Эле ей улыбается.

– Спасибо. – Потом она подходит к Джин и пожимает ей руку. – Вас устраивает эта дата?

– Это неважно.

Я на кухне, но до меня долетают эти слова, и у меня сжимается сердце. Это все равно, что она сказала бы: «Я бы с большим удовольствием пришла на вашу свадьбу, но меня уже не будет».

Я не хочу об этом думать и потому возвращаюсь к ним, как будто ничего не слышал.

– Вот, я принес и вафельные стаканчики. Где вы их купили? Я их немного попробовал, и они показались мне просто сказочными.

– Мы купили их в кафе-мороженом «Римлянка», на улице Кола ди Риенцо, они открылись недавно, и делают еще и блинчики, и граниты, а потом заполняют вафли черным или белым шоколадом и добавляют сливки. Меня вот всегда возмущало, что в Милане за сливки с тебя берут пятьдесят евроцентов, представляете себе?

– А если положить себе двойную порцию?

– Ну, наверное, евро.

Мы продолжаем болтать о всяких пустяках, так что потом, в конце, когда вспоминаешь вечер, ты никогда не помнишь, что ты сказал, помнишь только свое состояние, и, самое главное, что ты по-настоящему чувствовал в глубине души. Но на этот раз мне еще врезались в память слова Джин, когда она прощалась с друзьями у порога, перед тем, как они ушли:

– Я рада, что вы зашли, и счастлива, что вы поженитесь. До сих пор я очень беспокоилась об Авроре, но теперь я чувствую себя спокойней. Пожалуйста, приходите чаще.

Она закрывает дверь, и я ее обнимаю, глажу ее по лицу.

– Хороший был ужин, правда?

– Чудесный. Это просто невероятно, что они женятся, да?

– Да.

Мы начинаем понемногу прибираться, но я замечаю, что она устала.

– Оставь, любимая, я сам все сделаю.

– Спасибо.

– Не за что. Хотя мне кажется, что тебе немного лучше.

Она оборачивается и начинает смеяться.

– Ну да, похоже на то, как ты говорил, что я не потолстела, или отлично выгляжу без макияжа!

– Нет, неправда, да и потом я действительно так думал! И сейчас тоже.

Но я, к сожалению, ошибаюсь.

Воскресенье, утро, девять часов, светит теплое солнце, и мы с Джин, вместе с Авророй в коляске, прогуливаемся по парку «Вилла Глори». Чувствуется запах лошадей от расположенного чуть ниже манежа. И еще – запах дождя, который шел ночью. Мы останавливаемся у маленького бара и заказываем капучино.

– Съешь чего-нибудь?

– Нет, спасибо, я не хочу есть.

– Я возьму цельнозерновой рогалик.

Мы идем дальше. Джин оборачивается ко мне и улыбается. Я замечаю, что у нее на губах остался след от кофе.

– У тебя «усы», подожди.

Я нежно провожу ей указательным пальцем по губам. Она останавливает мою руку, закрывает глаза и целует ее. Подержав немного руку у своих щек, она снова подносит ее к своим губам, открывает глаза, улыбается мне и отпускает ее.

– А ты знаешь, я тебя простила.

Я подхожу к ней. Я знаю – что бы я ни сказал в этом случае, все будет не то. Сказать ей «спасибо» было бы ужасно. Так что я молчу. А она, наоборот, продолжает: