Мария Соареш - Земля любви, земля надежды. Испытание чувств

— А если он любит их обеих? — спросил Дженаро, вызвав ещё большее неудовольствие Мариузы.

— И это говорите вы, пожилой человек? — принялась укорять его Мариуза. — По-вашему, это нормально — изменять жене? Может, вы тоже всю жизнь изменяли своей Розинеле? Или тут уже сказывается дурное влияние того позорного заведения, в котором вы работаете?.. Того пристанища порока!..

— Я никогда не изменял моей Розинеле. Я любил её! — с достоинством ответил Дженаро. — Жаль, что вы обо мне так дурно думаете.

Расстроенный незаслуженными упрёками Мариузы, он направился в свою комнату, но в коридоре ему встретился Маркус, они поговорили о том, о сём, и Дженаро сам не заметил, как стал изливать душу своему юному приятелю.

— Дона Мариуза права, — говорил он. — Я тоже не могу понять, как можно любить двух женщин одновременно. Может, ты мне что-то объяснишь? У тебя большой опыт по этой части!

— Да уж, — вздохнул Маркус. — Это тяжкий опыт. Вашему сыну не позавидуешь! Я хоть жениться не успел, а он, бедняга, вляпался!

— Ты не уходи от ответа. Скажи мне прямо: это возможно — любить двух женщин сразу? — потребовал Дженаро.

Маркус задумался. А Дженаро, глядя на него, высказал удивление:

— Неужели ты никогда сам не задавал себе этого вопроса? Я полагал, что ты с ходу мне ответишь!

— Нет, я думал об этом... — сказал Маркус.

— Ну и что же? — нетерпеливо спросил Дженаро.

— А ничего! — засмеялся Маркус и красноречиво развёл руками. — Мне кажется, на этот вопрос не может быть однозначного ответа.

— Как это? — не понял Дженаро.

— Это трудно объяснить... — замялся Маркус. — Люблю ли я Жустини? Не знаю. Она разжигает во мне страсть! А Эулалия заставляет обмирать моё сердце. Когда я первый раз её поцеловал — у меня голова закружилась. Я даже испугался, что могу упасть в обморок.

Дженаро засмеялся:

— Ну и горазд же ты врать! Что-то я не слышал о твоих обмороках в спальне Жустини!

— Я вовсе не вру, — обиделся Маркус. — В том-то и загадка, что от Жустини я пьянею, но голова у меня при этом не кружится и сердце не обмирает. Наоборот, оно грохочет как барабан.

— Да ты прямо поэт! — восхитился Дженаро. — Ты не пробовал писать стихи или любовные романы?

— Опять смеетесь? А я действительно всё так чувствую! Когда я поцеловал Эулалию, то почувствовал, будто прикоснулся губами к свежему, только что распустившемуся цветку, наполненному медовым нектаром. У этой испанки медовые уста!

— Ладно, насчёт твоей испанки я всё понял, так же, впрочем, как и насчёт твоей француженки — слава богу, знаю, её не первый день. Ты лучше подскажи, что мне посоветовать сыну, — попросил Дженаро, и Маркус на сей раз ответил без малейших раздумий:

— Ничего не советуйте, не вмешивайтесь! Позвольте ему жить и с той, и с другой!

Эта подсказка Маркуса оказалась весьма своевременной: вскоре пришёл Тони, Мария от радости бросилась к нему с объятиями, и Дженаро, против обыкновения, не стал ворчать, высказывая своё недовольство, а наоборот, сам предложил сыну:

— Иди, иди к своей Марии! Побудешь с ней наедине, а потом уже и со мной поговоришь.

Мариуза, услышав это, вновь разгневалась и обвинила Дженаро во всех смертных грехах, самым невинным из которых было сводничество, а самым тяжким — лицемерие.

— Вы тут жалуетесь мне, просите совета, ищете у меня сочувствия, и я, наивная, принимаю это за чистую монету, — выговаривала она Дженаро. — А на самом деле это всего лишь гадкое лицемерие! Оказывается, вы не видите ничего дурного в том, что ваш сын изменяет жене. Наоборот, вы ему потакаете и занимаетесь сводничеством! Но вы забыли, что находитесь не в том пристанище порока, в котором проводите каждую ночь. Здесь вам не публичный дом, сеньор Дженаро! И я не потерплю...

— Угомонитесь, наконец, дона Мариуза! — прикрикнул на неё Дженаро, стукнув кулаком по столу, и она, не ожидавшая от него такой выходки, разом умолкла. — Мария платит за свою комнату и может принимать в ней кого хочет.

— В том числе и женатых мужчин? — вяло огрызнулась Мариуза.

Но Дженаро уже понял, какая тактика имеет шансы на успех в споре с Мариузой, и продолжил в том же, по-мужски грозном, тоне:

— Мария не принадлежит к разряду продажных женщин, и ваше сравнение с публичным домом тут неуместно. Вы прекрасно знаете, что от этого женатого мужчины у Марии растёт ребёнок! И если они закрылись в комнате — это их личное дело. Никто не увидит, что там происходит, и вам не о чем беспокоиться! Можете считать, что там, за дверью, сейчас находятся муж и жена, которые, вне всякого сомнения, любят друг друга!