Алана Инош: Утренняя заря

«Почему я не могу просто сказать ей это?» – размышляла принцесса Ночи, отбросив наскучившие учебники. В учёбе она была прилежна, но сейчас решительно не могла сосредоточиться на науках. Перед её мысленным взором стояла Виви – дразнящая, смеющаяся, ослепительно светлая.

Королева пригласила её в свои покои для серьёзного разговора. Отблески пламени камина играли на её седых волосах, и печальная торжественность проступала в каждом её движении. Они были похожи как две капли воды – как один человек в разных возрастах.

– Урирун, подходит к концу твоё ученичество, – промолвила королева. – Вскоре тебе предстоит сменить меня на престоле. Я надеюсь, ты с должной серьёзностью осознаёшь важность этого шага.

– Да, ваше величество, – проговорила Урирун.

– Ты вступаешь в новую эпоху своей жизни – эпоху зрелости, – продолжала правительница. – Юношескую горячность следует оставить позади: эмоции – не лучший советчик в государственных делах. На этой стезе следует руководствоваться трезвым рассудком.

– Я знаю это, ваше величество, – сказала Урирун с почтительным поклоном.

– Это хорошо, дитя моё, – кивнула королева. – Но при всей важности роли разума, о чувствах тоже не следует забывать. Скажи, в твоём сердце поселилась любовь?

Бледные щёки Урирун снова покрылись румянцем. Белая лошадка, смеющиеся глаза, золотой мотылёк... Но её уста смыкала печать трепещущей тайны, и принцесса смущённо промолчала. Королева проницательно улыбнулась.

– Что-то мне подсказывает, что за твоим молчанием стоит большое чувство. Но я не хочу настаивать и давить: не хочешь – не рассказывай. Позволь дать только один совет: береги это чудо.

С этими словами королева поцеловала наследницу в лоб и величественным жестом руки дала знать, что аудиенция окончена. А Урирун, благодарная царственной сестре за деликатность, поспешила вернуться в свои покои – к размышлениям и сладким сердечным мукам.

Спустя несколько дней она вновь каталась верхом неподалёку от границы. Сердце ей подсказывало, что Виви должна быть там... И предчувствие не обмануло: светлая наездница красовалась на своей белой лошадке среди цветущего луга.

– Желаю здравия, ваше высочество, – поклонилась Урирун, скомкав в тесную шкатулочку светской учтивости весь трепет своей невысказанной нежности.

– А, это снова вы, госпожа зануда, – усмехнулась дневная принцесса.

– Вы несправедливы ко мне, Виви, – пробормотала Урирун. – Я лишь стараюсь следовать той науке, которую мне внушали с детства.

Солнечная синева глаз девушки просияла ласковой улыбкой.

– Поступайте так, как вам подсказывает сердце, и вы не ошибётесь, – засмеялась она.

Урирун протянула ей букет ночных цветов – влажных белых кувшинок, собранных ею собственноручно на королевском пруду. Для этого ей пришлось приблизиться к границе совсем вплотную, так что лиловый закат озарил иссиня-чёрную гриву её коня.

– О, как мило! – смутилась Виви, кокетливо опустив ресницы, но голубой огонь её глаз говорил красноречивее слов. Он был выше любого кокетства – подлинный свет её чистого сердца.

В этот раз они просто катались вдоль границы, беседуя обо всём подряд. Урирун была в ударе, и Виви то и дело покатывалась со смеху над её шутками.

– Вот видите! Вы умеете быть славной, когда захотите, – молвила она, протягивая руку принцессе Ночи.

Урирун вспыхнула, не зная, что делать с этой прелестной ручкой. Прозрачный фарфор этих пальчиков хотелось покрывать поцелуями, но она не смела осуществить такую дерзость. Сняв жёсткую перчатку, она бережно приняла руку Виви на свою жаждущую прикосновений ладонь. Глаза светлой принцессы сияли мягко и поощрительно, и Урирун пролепетала:

– Я люблю вас, Виви.

Год назад она посмеялась бы над своими трепетными признаниями. Тогда она, упражняясь в выездке, впервые увидела милую всадницу с золотыми волосами; Венивит была ещё не так искусна, как сейчас, и всё кончилось её падением с седла. Урирун, уделявшая много времени изучению лекарского искусства, вправила ей вывих и нашла целебные травы, снявшие боль. В тот миг она и почувствовала тонкое, детски-нежное благоухание волос Виви и тепло её дыхания.

– Вижу, вы больше не находите моё имя глупым, – проговорила Виви, и в её ясных, как у ребёнка, глазах лукаво мерцали женские чары.

Вот эта черта в ней – наивная детскость с вполне осознанным, зрелым стремлением очаровывать – и сводила Урирун с ума. Она сравнила бы светлую принцессу с бриллиантом, переливающимся всеми своими гранями на её ладони. Трогательная доверчивость соединялась в ней с какой-то бессознательной мудростью – мудростью безупречного, как звезда, сердца.