Анна Яковлева - Из ворон в страусы и обратно

Дьявол! В чем она была одета, когда ей повстречался Вадим? Что на ней было, когда она летела в Милан?

Кажется, джинсы, рубашка в мелкую клетку и вязанная крупной вязкой кофта. Да, именно так она была одета.

Медленно, чтобы не вызвать головокружение, Нилка поднялась с постели и проковыляла в кладовку, куда бабушка определила ее сумки.

Потребовалось время, чтобы вспомнить, где что находится, и извлечь дискредитировавшие себя вещи. Вещи-предатели.

Джинсы и рубашка смирились с участью, а кофта вздумала сопротивляться: сначала все никак не находилась, потом цеплялась то за шарообразные ручки на двери, то за стул, попавшийся на пути, даже в последней попытке спастись вздумала повиснуть на чугунной задвижке – Нилка была безжалостна, как когда-то были безжалостны к ней ее вещи.

Скомкала, запихнула все в печь, обложила газетой, поднесла спичку и, подождав, пока газета займется, яростно захлопнула дверцу.

Лязгнула задвижка, Нилка опустилась на пол и уставилась в решетчатое оконце: за ним корчились и обугливались ее личные враги.

В этот момент зазвонил телефон, и истерзанную Нилку как молнией пронзило: Вадим!

Она сорвалась с места – голова закружилась, в глазах потемнело, пришлось присесть. Телефон разрывался, и Нилку накрыла паника: если она будет сидеть квашней, он не дождется, он отсоединится!

Задыхаясь, Нилка подлетела и рванула трубку с рычага – аппарат сорвался с полки и провис на проводе.

– Да? – Сердце выскакивало из груди, будто она бежала стометровку. Руки дрожали, поймать раскачивающийся аппарат удалось не сразу.

– Ненила? – Нилка в отчаянии уткнулась лбом в стену. Это был невыносимый, отвратительный зануда Дюбрэ. Зачем он звонит? Ну, зачем?

Слезы закапали из глаз, Нилка зашмыгала носом, а голос Рене продолжал взывать:

– Ненила, ты меня слышишь? Ненила? Але?

– Слышу, – проскрипела Нилка, возвращая аппарат на место.

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо.

– Ты помнишь Тамару Хрулеву? Она тебе привет передает. Я собираюсь тебя навестить, Тамара спрашивает, можно ей со мной или нет. Можно?

– Зачем?

– Мы твои друзья… – начал Рене, но у Нилки не было желания выслушивать эту лабуду про дружескую поддержку.

– Не надо, Рене. Я плохо выгляжу.

– Это ничего. Я же не твой скаут.

Запрещенное слово удавкой обвилось вокруг горла, Нилка закрыла глаза, повернулась лопатками к стене и сползла на пол, аппарат снова сорвался с полки и больно ударил Нилку по голове. Это была последняя капля, Нилка перестала сдерживать рыдания.

Голос Рене рвался из трубки:

– Ненила, прости.

– Да все в порядке, – затолкав внутрь очередной приступ рыданий, сказала Нилка, но Рене почему-то ее ответ не удовлетворил.

– Нет, я не должен был так говорить. Прости меня.

– Я уже простила.

– Правда?

Пришлось заверять противного Дюбрэ, что она расстроена совсем по другому поводу – ноготь сломала.

– Послушай, я достал хороший препарат. Привезу его тебе. Не волнуйся, если не хочешь, я смотреть на тебя не стану, вообще не пройду в дом, если ты не хочешь меня видеть, – лопотал француз.

– Мне ничего не нужно.

– Ты была у врача?

– Была.

– Что он сказал?

– Что у меня все хорошо. – Последнее время ложь легко срывалась с Нилкиных губ.

Тонко скрипнула дверь, Нилка обернулась: на пороге стояла бабушка.

– Кто звонит? – неприветливо поинтересовалась она.

– Рядом с тобой кто-то есть? – вторил ей Рене.

– Это бабушка. Это Рене, мой друг, – только успевала объясняться Нилка.

– Ненила, передай бабушке трубку, я спрошу, какие лекарства нужны, – неожиданно попросил Дюбрэ.

Ловушка, – мелькнуло в голове у Нилки, – это ловушка. На чьей стороне Рене?

– Зачем? – внутри разлилась горечь.

– Ты же хочешь вернуться?

– Хочу, – неуверенно подтвердила она.

– Тогда передай бабушке трубку.

Нилка медлила. Вдруг Рене расскажет бабушке про ассоциацию? Или про Вадима?

Хотя какая разница? Она уже ничего не может потерять.

– Ба, Рене хочет с тобой поговорить.

…Осень, стесняясь, жалась по задворкам и огородам – солнце все еще было по-летнему жарким.

– Видишь, как опасно врать. Ты свою липовую справку отработала сполна, – грустно сказала баба Катя, когда позвонила Варенцова и вылезла вся правда с академом.

Нилка жменями глотала таблетки, приходящая медсестра – Венина мамаша – собрав губы в куриную гузку, ставила капельницы, бабушка разными ухищрениями заставляла пить козье молоко с медом.