Людмила Бояджиева: Мурка

Мария: — Этак и велосипедов на всех не хватит!

Щеканов:— Ну почему же? Кому–то, разумеется, хватит. Остальные будут ждать новых поставок по оплаченным заранее чекам. За пол цены! А потом… Прелесть моя, вы же сами понимаете, откуда в Турции столько велосипедов? Да и моя фирма — не благотворительное общество. И зачем вам вникать в тонкости бизнеса? От вас другое требуется.

Мария:— Требуется?!

Щеканов: — Встрепенулись–то как! Понимание и расположение-с. Выслушайте меня на правах старого друга. (склоняется к ней) Я ведь кое–какие подробности вашей биографии хорошо знаю. И встречу нашу во всех подробностях помню. Эк вы меня, дурака, вокруг пальца обвели! Тсс! Тайна до гроба! Дивная тайна, Эльзхен! Кто старое помянет, тому глаз вон…

Мария:— Не совсем понимаю, о чем идет речь, но похоже, что последует некий ультиматум в жанре шантажа.

Щеканов:— Какой шантаж — помилуйте! Личная выгода — влечение сердца. Ведь о такой женщине только мечтать можно.

Мария: — Зря вы это затеяли, Василий Фомич! Дело давнее, доказательств никаких и что такое ваша Эльзхен? Кто и где она? Бред пострадавшего. Есть любимица публики — Мария Полевицкая. Кстати — это мое настоящее имя и документы у меня в полном порядке.

Щеканов:— Ах, как заблуждаетесь, прекраснейшая! Я ведь, хоть и в купчину играю, а далеко не лыком шит. И поделюсь сейчас с вами личными планами с надеждой на понимание. Так вот, капитал у меня солидный, здоровье отменное. А в личной жизни — никакой радости. Вы ж мою супругу помните? А я — эстет. Еще мой прадед на Поварской фотографический салон «Афродита» имел — красоту запечатлял. Десять лет в браке блаженствовал я, и, спасибо Господу, овдовел. Теперь семейным одиночеством мучаюсь.

Мария:— А вот мне свобода как раз по душе.

Щеканов: — В этом–то и дело! Свобода — она всегда на первом месте. Без нее какая жизнь? Лубянка. Так о ней самой, о свободе, и речь идет. Уж отнеситесь со всем вниманием. Тут у меня письмо к вам крайней важности. Секретное. Передал мне его Вениамин Альфредович в строжайшей таинственности, под клятвенное обязательство вручить до ужина.

Мария:— Так его сегодня с аппендиксом в клинику Зильберштейна отправили.

Щеканов: — А он, бедолага, от боли стоная, докторам сообщил, что от беспризорника, пардон, сифилисом заразился. С вами встречу просил, но инфицировать опасался. Уж в таком расстройстве нервов юноша — не приведи Господь!

Мария:— Вам–то откуда все известно?

Щеканов:— А к профессору тамошнему как раз ходил. Насчет велосипедов советоваться. Очень рекомендует. Н-да… В смысле оздоровления и физической гигиены. Поддерживает инициативу.

Мария:— Не томите, про Вениамина рассказывайте!

Щеканов:— Залюбовался… Очень вам этот климат к лицу. И покой… Так вот в чем дело. Сообщают, значит, профессору, что актера из московского театра «Буфф» для срочной операции привезли, а он заговаривается, Полевицкую в жару страстно зовет. Мог я не пойти к больному? Пошел…

Мария: — И что? Что с ним стряслось?

Щеканов: — Дрожит, озирается, как зверек затравленный. От страху, видать, аппендикс загноился. От сильного страху. Как только я вашим другом представился, уж простите, не мог отказать хворому в мольбе, схватил он меня за руку и разоткровенничался… О вас сильно беспокоится.

Мария:— Вот уж бред! Не связывали меня с этим милым юношей такие отношения, чтобы… так волноваться.

Щеканов:— Да это понятно. Сразу видно, что Вениамин Альфредович в связях с дамами не повинен. Другое интересно. Картина забавная вырисовывается. Опекун ваш прежний из организации известной, фамилии называть не буду, в бега из своей конторы двинулся. А на прощанье даме сердца решил доброе дело сделать — предупредить, что беда над вами нависла не шуточная. Записочку через Вениамина передал. ( протягивает письмо) Отнеситесь к сообщению серьезно.

Мария:— Вы прочли письмо?!

Щеканов: — Уж не обессудьте. Деловая привычка. Никак не могу позволить себе роскошь в дураках оказаться. Особенно, если такая особа, как Вениамин ваш слабожильный в аферу втягивает. Да ведь не меня только — дорогую мне женщину.

Мариячитает записку вслух: «Маша, у меня изменились обстоятельства. Я теперь другой человек и возможности у меня иные. Защищать вас более не в моих силах. Но предупредить обязан: вы и ваши близкие друзья в опасности. Немедля скройтесь. Прощайте навсегда — Богатырь с ромашками» ( в волнении вскакивает, хватается за голову, ходит): — «Близкие друзья» — подчеркнуто… Боже! Что делать?…