– Тебе, если память мне не изменяет, было четыре года, когда он родился, – сухо заметила леди Фентон.
Дейрдре продолжила, не обращая внимания на замечание тетки:
– Возможно, мы с мамой испортили, избаловали Армана, но учитывая, что мама в тридцать четыре года овдовела во второй раз, это можно понять. Мы были друг для друга всем. Думаю, я могу заставить его прислушаться к голосу рассудка. Во всяком случае, должна попытаться! Должна!
Леди Фентон внимательно смотрела на племянницу:
– Есть ведь еще важная и особенная причина, почему ты хочешь остаться в городе. Не так ли? Дело не только в том, что Арман такой, какой он есть. Нет ли у него более серьезных неприятностей, чем обычно? В чем дело, Дейрдре?
Мысли Дейрдре обратились к письму, полученному от старой школьной подруги, урожденной Серены Бейтман, а ныне миссис Реджинальд Киннэрд, и к пикантной сплетне, которую та ей сообщила, а именно, что ее дорогой Арман похитил сердце, если не добродетель, каковая представлялась сомнительной, актрисы театра «Друри-Лейн», звезды полусвета по имени миссис Дьюинтерс. Ее покровитель, пэр королевства, но всем отзывам, был более чем под стать пылкому Арману и все еще пребывал в полном неведении о неблаговидном поведении отчаянного мальчишки. Во всех клубах Лондона заключались пари (и именно из этого источника мистер Киннэрд почерпнул свои сведения) по поводу того, кто выйдет победителем в предстоящей дуэли. Хорошо еще, если Арман вообще останется в живых, а не погибнет в расцвете лет. Это известие заставило Дейрдре принять приглашение тетки пожить в ее доме на Портмен-сквер. Так как в момент получения письма та собиралась вернуться в Лондон после нескольких дней, проведенных в Хенли с любимой племянницей, а сэр Томас в это время случайно оказался в Вене с британской делегацией, Дейрдре тотчас же взялась за приготовления, чтобы отбыть без промедления в Лондон к брату. Но она сочла предусмотрительным и благоразумным скрыть последнюю глупость Армана от тетки, так как эта милая леди, вне всякого сомнения, запретила бы ей общаться с ее беспутным братцем.
Дейрдре, поколебавшись, заговорила на тему, которая, как она была уверена, окажется приятной для ее тетки.
– Я подумываю о том, чтобы выйти замуж.
Конечно, это не было правдой. Дейрдре уже давно решила, что брак и мужчины не для нее. И все же в последнее время эта мысль не давала ей покоя – она с ней заигрывала. Где-нибудь должен же быть мужчина, способный отнестись к ней с уважением, с почтением, способный на верность. К тому же приходилось еще принимать во внимание Армана.
– Замуж? – встрепенулась тетка. – И за кого же, осмелюсь спросить?
Дейрдре разразилась смехом.
– О Господи! Боюсь, я ввела вас в заблуждение. Следовало бы сказать, милая тетушка, что я со временем выйду замуж и надеюсь найти подходящего избранника в Лондоне.
– Вот как? И что, позвольте спросить, вызвало такую перемену в мыслях? – спросила леди Фентон с явным интересом. – Насколько я помню, ты отвергала всех соискателей твоей руки и даже завидные партии, объясняя свой отказ тем, что хочешь посвятить себя заботам о брате.
Леди Фентон имела свое объяснение столь стойкого отвращения Дейрдре к браку. Ей казалось, что за этим кроется не только преданность Арману Сен-Жану. На самом деле все было гораздо сложнее. Дейрдре еще в ранней юности имела возможность наблюдать, каким унижениям подвергалась ее мать, будучи замужем за привлекательным, но расточительным волокитой, тратившим небольшое состояние жены на женщин. Горький опыт Летти Сен-Жан породил в ее дочери стойкое недоверие к мужчинам, а теперь, похоже, Арман был готов следовать по стопам отца.
– Ты и в самом деле думаешь о браке? Ты говоришь это серьезно, Дейрдре?
Дейрдре вздохнула и проговорила в задумчивости:
– Не знаю. Я почти отказалась от мысли о браке. Но если бы мне встретился достойный мужчина, нетребовательный, но, разумеется, с характером, сильный и поддающийся убеждению, думаю, я смогла бы выйти за него замуж и не пожалеть об этом. О, тетушка! – с чувством произнесла Дейрдре. – Если бы только я смогла найти того, кто оказал бы благотворное влияние на Армана! Он был лишен в детстве отцовского примера; достойный человек мог бы произвести в нем поразительные перемены.
– Арман! Арман! Это все, о чем ты думаешь! Дитя! Это уже похоже на идолопоклонство. Неужели ты сама этого не видишь? Никто не подбирает себе спутника жизни из таких недостойных побуждений. Арман – мужчина. Ты никогда не заставишь его измениться. И к тому же он превратил бы в фарш такого человека, как ты описываешь, да и тебя тоже.
Читать дальше