Джуд Деверо: Золотые дни

Шотландия 1766 год

— Ты ее еще не видел?

— Нет, не видел, — повторил Ангус Мактерн, кажется, уже в сотый раз.

Он только что вернулся с гор, он промок, устал, проголодался и замерз, но всем вокруг было на это наплевать. Они не могли ни говорить, ни думать ни о ком другом, кроме как о расчудесной племяннице Невилла Лоулера, англичанке, что приехала в старый замок, чтобы со своих недосягаемых высот взглянуть на презренных шотландцев.

— Тебе надо ее увидеть, — сказал Тэм, пытаясь не отстать от широко шагавшего двоюродного брата.

Ангус вообще-то любил Тэма, но сейчас, когда он без умолку болтал лишь о племяннице Лоулера, общение с ним не доставляло удовольствия.

— У нее волосы как золото, — все никак не мог успокоиться Тэм.

У него ломался голос. Тэм только превращался из мальчика в юношу, и для него самым важным в жизни были девушки: что они говорили, что они делали и как выглядели.

— Глаза у нее синие, как озера, а одежды! Я никогда не видел таких нарядов, как у нее. Ангелы пряли эти ткани, пчелы их расшивали. Она…

— Но ты ведь никогда не был в тех краях, откуда она родом. Ты же не знаешь, может, все англичанки такие, как она? — сказал Ангус, и все вокруг тут же бросили свои дела и, пораженные, вытаращились на него.

Разговор проходил на широком дворе за каменными стенами замка, некогда принадлежавшего клану Мактернов. Дед Ангуса и Тэма был вождем клана, но вождем он оказался никчемным, ленивым и беспутным: он проиграл в карты замок, а заодно и все земли молодому англичанину Невиллу Лоулеру. В то время Ангусу было девять лет, он жил со своей овдовевшей матерью, и соплеменники уже тогда признали в нем своего вождя. С тех пор прошло шестнадцать лет, и все эти шестнадцать лет Ангус делал все, что мог, для немногих оставшихся в живых Мактернов. Он и сам не забывал и не давал забыть остальным, что род их — древний и гордый, что все еще можно исправить.

Но иногда, в такие дни, как, к примеру, сегодня, у Ангуса опускались руки. О какой такой гордости горцев может идти речь, если все они готовы вилять хвостом перед какой-то англичанкой?! Только и разговоров что об этой заезжей фифе. О ее волосах, о ее одежде, о том, что она сказала и как.

— Боишься ей не понравиться? — спросил старый Дункан, прекратив точить косу. — Боишься, что она испугается твоей бороды?

Ангус тряхнул Тэма за плечо — жест примирения. Не стоило обижать парня. Не его вина, что он нигде не был и ничего не видел. Все, что он знал, — это нагорья родной Шотландии, все, что он умел делать, — это пасти овец и коров и охранять скот от набегов соседей.

— Фифу вроде нее настоящий шотландец до смерти перепугает, — сказал Ангус и, выставив перед собой руки и согнув их так, чтобы они напоминали когти, зарычал, состроив страшную гримасу своему юному кузену.

Все присутствующие во дворе замка, расслабившись, вернулись к своим делам. Для них было важно мнение Ангуса.

Ангус прошел мимо старой каменной башни, которая когда-то была их семейным домом, и вошел в конюшню. Поскольку Невилл Лоулер относился к своим лошадям лучше, чем к людям, здесь было чище и теплее, чем в доме.

Ни о чем не спрашивая, дядя Ангуса, Малькольм Мактерн, протянул ему краюху черного хлеба и кружку эля.

— Много овец потеряли, парень? — спросил он, продолжив чистить щеткой одну из лошадей Лоулера, на которой англичанин любил выезжать на охоту.

— Трех, — сказал Ангус, усаживаясь на стоявший у стены табурет. — Я их выследил, но поймать не смог.

Большую часть времени Ангус занимался спасением скота от набегов грабителей. Медленно пережевывая хлеб, Ангус прислонился спиной к каменной стене и закрыл глаза. Он не спал двое суток, и сейчас ему больше всего хотелось завернуться в плед и спать до самого восхода.

Когда кто-то из коней лягнул стену, Ангус выхватил кинжал раньше, чем успел открыть глаза.

Малькольм коротко рассмеялся:

— Всегда настороже, парень?

— Как и каждый из нас, — незлобиво ответил Ангус.

Вместе с пищей в тело вливалось тепло. Он единственный из клана, как встарь, продолжал носить тартан. Два длинных домотканых полотнища он оборачивал вокруг тела. Поверх них надевал широкий кожаный ремень. Ноги оставались обнаженными. Белая сорочка с длинными рукавами завязывалась у горла на тесемки. Англичане уже много лет назад запретили килты, но Лоулер смотрел на это сквозь пальцы. Лоулер был ленив и неуемно жаден, но он понимал, что такое гордость горца.