Джуд Деверо - Бархатный ангел

Элизабет Чатворт стояла на краю крутого обрыва, возвышающегося над обширным полем ячменя. Внизу с косами на плечах брели казавшиеся лилипутами крестьяне, некоторые ехали верхом на лошадях, один погонял упряжку быков.

Но Элизабет не видела ничего вокруг себя: высоко поднятый подбородок она держала так твердо, что, казалось, не было силы, способной заставить опустить его. Порыв теплого ветра едва не сбросил ее с обрыва, но Элизабет, широко расставив ноги, устояла. Если даже случившееся с девушкой сегодня и то, что ожидало в будущем, не поколебало ее духа, то что ей ветер!

Ее зеленые глаза были сухи, губы плотно сжаты, в горле застряли злость и слезы. Пытаясь успокоить рвущееся на части сердце, она глубоко и часто дышала, и было видно, как судорожно подергиваются мышцы лица. Порывы ветра трепали копну ее спутанных золотистых волос, и незаметно для Элизабет последняя жемчужина из ее прически соскользнула по грязному, оборванному красному платью на землю. Пышный наряд, который она надела на свадьбу подруги, был изорван в клочья, волосы спутались и развевались на ветру, на щеке темнело грязное пятно. Руки девушки были грубо связаны за спиной.

Элизабет подняла глаза и, несмотря на яркий дневной свет, не моргая, взглянула в небо. От рождения наделенная ангельской внешностью, никогда еще не выглядела она такой нежной и спокойной, не была так похожа на небесное создание, как в эту минуту: густые, тяжелые волосы струились по спине, словно шелковая мантия, а разорванное платье делало ее похожей на христианскую мученицу. Но Элизабет была далека от сладостных мыслей о всепрощении.

— Я буду бороться до последней минуты, — пробормотала она, глядя в небо. Ее глаза потемнели и стали цвета изумруда в лунную ночь. — Ни один мужчина не возьмет надо мною верх. Ни один мужчина не заставит меня подчиниться его желаниям.

— Молишься Господу Богу? — раздался за спиной голос человека, полонившего девушку.

Медленно, словно ей некуда спешить, Элизабет повернулась к мужчине, и ее ледяной взгляд заставил его сделать шаг назад. Он был такой же хвастунишка, как и это мерзкое создание Пагнелл Уолденгэм, которому он служил, но как и всякая мелкая сошка был в отсутствие хозяина еще и трусом.

Джон нервно кашлянул, затем шагнул вперед и схватил Элизабет за плечо.

— Может, ты и считаешь себя важной леди, но сейчас я твой господин.

Не подав вида, что он причиняет ей боль, Элизабет посмотрела ему прямо в глаза — в конце концов, за свою жизнь она перенесла более чем достаточно физических и душевных мук.

— Ты никогда не станешь чьим-либо господином, — сказала она спокойно.

На мгновение Джон слегка отпустил ее плечо, но в ту же секунду рванул к себе, а затем грубо оттолкнул.

Элизабет чуть не упала, но все-таки ей удалось сохранить равновесие, и она пошла вперед.

— Каждый мужчина является господином какой-нибудь женщины, — произнес Джон. — Такие, как ты, просто еще не осознали этого. Все, что тебе требуется, это настоящий мужчина, который оседлает тебя: тогда поймешь, кто твой господин. А, насколько я слышал, этот Майлс Монтгомери как раз такой человек, какой тебе требуется. — Услышав имя Монтгомери, Элизабет споткнулась и упала на колени.

Джон громко и неестественно расхохотался, словно ему удалось одержать победу. Он стоял рядом и нагло смотрел на Элизабет, делавшую попытки подняться: ноги ее запутались в юбке, а связанные руки делали движения неуклюжими.

— Что? Испугалась предстоящей встречи с Монтгомери? — язвительно бросил Джон, рывком поставив ее на ноги. Он коснулся ее бархатистой щеки цвета слоновой кости и провел грязным пальцем по нежным губам. — И как только подобная красотка может быть такой ведьмой? Мы могли бы с тобой быть повнимательнее друг к другу, и лорд Пагнелл никогда не узнал бы об этом. Какая разница, кому быть первым? Монтгомери все равно лишит тебя девственности, днем раньше или позже.

Элизабет плюнула ему прямо в лицо. Попытка увернуться от его пощечины стоила ей липшей боли в измученном теле. Элизабет пригнулась и побежала. Связанные руки мешали бежать быстро, поэтому Джон легко догнал ее, схватил за обрывки юбки и швырнул на землю.