Айрис Джоансен: Полночный воин (Хранительница сокровищ)

– Это… Ты ушиблась! – Эдвина не сводила глаз с фиолетовой щеки Бринн. – У тебя синяк.

– Ничего страшного.

– Кто же ударил тебя? – глухо спросила Эдвина и сама ответила:

– Твой муж.

Бринн пожала плечами.

– Я не угодила ему.

– Надо быть смиреннее. Женщина так беззащитна…

– Надо уметь защитить себя.

– Подумать только, какая ты храбрая, ты умеешь за себя постоять, – заволновалась Эдвина. – Не хочу выглядеть эгоисткой, но я думаю, что без тебя я бы давно умерла. – На ее лице появилась вымученная улыбка. – Считаю, мне очень повезло: Ричард ни разу не посмел ударить меня, даже когда я не оправдывала его надежд.

Гнев вспыхнул в Бринн с новой силой. Разумеется, лорд Ричард никогда не поднимал руку на Эдвину, да ему, при ее покорности, это и не нужно было делать. Он ненасытно высасывал все соки из ее хрупкого тела, как из сосуда своих вожделении, и, едва позволив ей немного передохнуть, снова награждал ее ребенком. Он истощил ее здоровье, подавил ее дух и лишил всякой радости в жизни. Вслух Бринн попыталась подбодрить Эдвину:

– Вы ничем не обидели его. У вас еще будут дети.

Эдвина печально вздохнула.

– Я слишком устала. Порой я чувствую, что у меня уже нет сил, чтобы просто дышать. Мне все в тягость.

Немного помолчав, она вдруг попросила:

– Может, ты задуешь свечу? В темноте мне будет легче рассказать тебе свой сон. Даже если ты тихо посмеешься над моим безумием, я этого не увижу.

Бринн пальцами прижала фитилек, и свеча погасла. В наступившей темноте она снова взяла ладони Эдвины в свои руки.

– Согрелись? Укрыть вас еще чем-нибудь?

– Нет-нет. – Эдвина нырнула под одеяло поглубже. – Ты видела сегодня вечером падающую звезду?

– Да. Добрые монахи называют ее кометой.

– Алиса помогла мне подойти к окну, и я ее видела. Такая эта комета огромная, во весь небосклон, и такая невероятно красивая. Это что-то божественное или дьявольское. Алиса испугалась. Она считает ее появление предвестником несчастья.

– Алиса просто глупа.

– Я не верю в дурное предзнаменование. Знаю, моя мечта о ребенке сбудется. А может, я зря надеюсь, и Господь отвернулся от меня?

У Бринн перехватило горло, и она судорожно сглотнула комок, не дающий ей вздохнуть.

– Господь с вами всегда, однако вам никогда не приходило в голову, что Господь мог и не избрать вас на роль матери?

– Что ты, мой долг – подарить милорду наследника!

«Бог мой, да она ради выполнения своего долга готова проститься с жизнью, – с досадой подумала Бринн. – Как это несправедливо – отдавать свою жизнь ради другой».

– Думаю, если ты родишь Делмасу ребенка, он не будет так жестоко обращаться с тобой. – Синяк на щеке Бринн не давал Эдвине покоя.

– Мой муж хочет от меня не ребенка – у него другие желания и планы.

– Этого от женщин хотят все мужчины.

Истинная правда. Даже Делмас был бы горд, роди она ему ребенка: При мысли о муже Бринн всю передернуло от чувства гадливости. После той омерзительной первой недели в его постели она придумала, как отвадить его от себя. Она внушила ему, что после каждой близости с ним она теряет целебные силы, ее небесный дар истощается, чего Делмас больше всего боялся. Его страх ее спасал, но однажды она все-таки убежит от мужа в свой милый сердцу Гвинтал. Она спрячется там в лесах, и он ни за что, никогда не найдет ее.

– Так чего же ему надо от тебя? – вернулась к разговору Эдвина. Ей хотелось хоть чем-нибудь помочь Бринн.

Усилием воли Бринн вернулась к миледи из ярко вспыхнувших в памяти прохладных зеленых лесов вблизи родного дома.

– Ты сказала, у Делмаса другие желания. Он не хочет от тебя ребенка?

– Ах да! Лорд Келлз обещал дать Делмасу вольную, если вы выздоровеете.

– А что будет с тобой?

– Я его жена. Для меня нет свободы. Если только самой не взять ее, убежав из этого проклятого места, но как она может покинуть Эдвину?!

– Какая несправедливость! Тебе всего двадцать один год, а он такой старый, и к тому же некрасив.

– Не такой уж он старик, – рассеянно возразила Бринн.

Ей было все равно, сколько ему лет. Она даже не знала его возраст, и, хотя бороду Делмаса тронула легкая седина, крепкое тело по-прежнему оставалось сильным. Понятно, почему леди Эдвине он показался уродом, ведь лорд Ричард молод, златокудр и сложен, как греческий бог с Олимпа. Самым удивительным для Бринн в нем было несоответствие между привлекательной внешностью и ничтожеством натуры. И Делмаса, и лорда Ричарда отличали тщеславие и грубость, жестокость и трусость, но она скорее согласилась бы иметь дело с первым: Делмас хотя бы не прятал свою уродливую сущность под маской благородства.