– Вы ведете себя иначе? – по улице промчался мотоциклист, и вслед ему громко замяукали соседские кошки.
– Я не обделена мужским вниманием и не нуждаюсь в образе, который скрыл бы мои недостатки. К сожалению, в наше время трудно найти достойного кавалера, и обычно приходится довольствоваться малым, поощряя бесхитростную игру посредственных актеров. Мне хочется вырваться из академичного плена сцены и ощутить вкус настоящей жизни, но Бог не дал человеку права выбирать тот мир, где бы он был хозяином собственного счастья.
– Вас не устраивает Земля двадцать первого века? Эпоха побежденных расстояний и информационной революции, объединившая народы сотен стран в цельный организм, сделавший твердый шаг к покорению космического пространства? Сто лет назад человечество могло только мечтать о возможностях, доступных сегодняшнему поколению.
– Я высоко ценю технический прогресс, но никакие научные открытия не наполнят вселенную романтикой и не породят рыцаря на белом коне, способного покорить уставшую от обманов снежную королеву.
Сьюзан облизала пересохшие от волнения губы и поспешно добавила:
– Простите за этот бред. Мне не следовало пить много вина и предаваться фантазиям. Я обещала Линде хорошенько повеселиться и не приставать к мужчинам с занудными рассуждениями о несовершенстве вселенной.
Она виновато улыбнулась и скрылась в комнате, провожаемая беззвучной мелодией наступающей осени. По опустевшей лужайке прокатилась пластиковая бутылка, которая с резким хлопком ударилась о шланг для орошения клумб и спугнула дремавшую в кустах птицу. Гости переместились в дом, и на первом этаже начались танцы, сопровождаемые истерическим хохотом подвыпивших кавалеров и непристойным поведением забывших о приличии дам. Я собрался было спуститься вниз, но на моем пути возникла Памела, порядком утомленная царящим в ее владениях хаосом. Она буквально повалила меня на диван и, присев рядом, пожаловалась на слабохарактерность мужа, потакающего капризам приятелей.
– Сколько раз я молила его прекратить эти вечеринки и посвятить себя семье. Нам обоим уже за тридцать, а мы никак не соберемся обзавестись ребенком, как будто время согласно ждать решения Боба Франклина до бесконечности. Скажи, разве я требую чего-то сверхъестественного?
– Нет. Но он боится потерять авторитет, завоеванный благодаря свалившемуся с небес наследству. Общественное признание – достижение, добровольно отказаться от которого могут лишь единицы. Вы целитесь в разные мишени, и я до сих пор не представляю, какая сила держит вас вместе.
– Ты просто не знаешь, что такое любовь. Ты ищешь в толпе симпатичную женщину, но твой поиск заранее обречен на неудачу. Ты рисуешь безупречные образы, сравниваешь их с действительностью и постоянно натыкаешься на несоответствие желания и возможности. Ты не рожден для семейного счастья, но будучи загнанным в узкие рамки социальной структуры, вынужден принимать чужие правила, не оставляющие тебе ни малейшего шанса на победу. К сожалению, почти все приятели Боба относятся к той же самой породе, а он довольствуется их восхищением, забывая о вечных ценностях.
За долгие годы Памела прекрасно изучила меня изнутри и сейчас позволила себе оскорбительный тон, зная, что я проглочу ее слова без обиды.
– Ты должен поговорить с моим мужем и показать ему завтрашний день, – произнесла она, кладя руку мне на плечо. – Пусть Боб увидит, что выбранная вами дорога ведет в никуда. Пожалуйста, сделай это ради меня, и кто-нибудь обязательно отплатит тебе той же монетой.
Я сморщился, как залежавшееся в тепле яблоко, и застонал, стиснув зубы от возмущения. Конечно, благополучие четы Франклинов не могло не заботить лучшего друга их семьи, но методы, которые применяла Памела, порой выводили из себя и более уравновешенные натуры. Она с легкостью обезоруживала оппонентов и манипулировала людьми как куклами, считая собственный взгляд на мир олицетворением божественного представления о смысле человеческого существования и справедливости. И хотя никто не воспринимал ее причуды всерьез, все безропотно исполняли волю миссис Франклин, и только Боб ухитрялся давать жене достойный отпор. Но теперь его героическому сопротивлению пришел конец, и я направился в холл, чтобы огласить приговор, подписанный настоящей хозяйкой особняка. На лестнице меня поджидал очередной сюрприз – Линда Беннинг никогда не упускала возможности подтвердить репутацию взбалмошной особы, и сегодня жертвой ее импульсивности стал юный Рон Норвилл, студент из Оксфорда, попавший в нашу компанию исключительно по протекции старшего брата. Пара страстно целовалась, прильнув телами к мраморной колонне, и я уже почти проскользнул мимо, когда услышал за спиной изумленное восклицание женщины:
Читать дальше
Если автор учился в литературном институте, то он должен знать историю литературы. Так вот, в ней, в истории, описаны авторы, которые подражали Льву Толстому, конечно, не в «Войне и Мире», а кавказских рассказах. Ну и что? Где эти авторы. Нигде. Не верите. Проверьте. Напишите ещё одну эпопею «Война и Мир». Слабо проверить? Слабо.
Вы выбрали знакомые ориентиры, а главное, знаете куда плыть. Но это не ваш фарватер, это фарватер Франсуазы Саган. Она его проложила, поставила свои маяки и знаки створов. У вас хорошая память. Увы, она вас, элементарно, подвела. Вы сотворили копию даже не Франсуазы Саган, а того переводчика, который вложился в её роман. Вот, собственно, и всё.
Так можно копировать, например, Бродского. И некоторые поэты, пытаясь разгадать его поэтическую тайну, работали и работают в его стилях. Но… стали ли они Бродским? Нет. Для этого нужно быть Бродским. Мы даже о них не слышали. Они не интересны, потому что НЕ САМОБЫТНЫ.
В Донецке живёт писатель Забирко. Он подражал Стругацким. Копировал из звучание и стиль. В частности, писал романы, похожие на «Отель «У погибшего альпиниста»». И что? Ничего? Где эти романы?
В одном издательстве увидел приятеля, который писал сказки, обложившись книгами Христиана Андерсана, Эдуарда Успенского, Льва Кассиля и других классиков. «Что ты делаешь?» «Сказки сочиняю». Это вообще маразматизм.
Жаль вашего времени. Для писателя время – это его капитал. Вы его потратили впустую. Что нужно делать? Надо ПРИДУМАТЬ свой стиль, отличный ото всех, которые были до этого. Да, это трудно, архитрудно. Поэтому писательство – одно из сложнейших искусств.
Почему люди подражают? Да потому что так легче. Копировать всегда легче. Сделать открытие, а новый стиль – это открытие в прозе, крайне сложно. Но почему? Да потому что так СДЕЛАН человек. У большинства людей, элементарно, не хватает объёма мозга. Мозг мал, чтобы делать открытия. Надо совершить прорыв в запредельное. Что это такое, вы не знаете. Но если вам показать, вы решите задачку. Такие задачки могут решать единицы. Поэтому гениев в прозе очень и очень мало. А вы всего лишь копировальщик.