Маргрит Моор - Серое, белое, голубое

— Можно взглянуть на твои работы? — спросил Эрик Роберта на следующий день.

Тропинка, ведущая к сараю, вся потонула в грязи. Откуда ни возьмись явившаяся впереди них курица поскользнулась, но ни один из друзей не засмеялся. Брус, на который была закрыта дверь, заело. Роберт сдвинул сигарету в угол рта, приложил усилие и, разжав руки, негромко выругался. Дверь отворилась с ужасающим скрипом.

Как здесь все изменилось! Эрик перевел изумленный взгляд с картин на друга. Теперь, увидев скучные монохромные полотна, он действительно хотел услышать разъяснение. Одна картина представляет красный цвет. Другая — голубой. Вот отражение белого. Как ты объясняешь желтую? Но Роберт, вместо того чтобы оказать внимание гостю, задвигал в угол мыском ботинка пустые жестяные банки.

Эрику пришлось что-то сказать самому.

— И вовсе нет. Это совсем не то, — раздраженно отреагировал Роберт. Он даже не обернулся и не вытащил рук из рукавов свитера. — Сегодня что-то холодно. Иди, встань к картине поближе. Эти чувствительные изображения сами реагируют на живое. На свет, на тень, на тебя, наконец.

Эрик поступил, как ему сказали, и уперся взглядом в красное. Красное. Поверхность картины была покрыта влажным слоем пыли.

Летом 1974-го они вернулись. Купили дом на Старой Морской улице, где черному терьеру пришлось разделить общество двух маленьких шавок, взятых Магдой из приюта для бездомных собак. Эти добродушные существа по вечерам, часов в одиннадцать, взбирались наверх, в спальню, прыгая по лестнице со ступеньки на ступеньку.

Магда пошла на курсы иностранных языков. Овладела нидерландским, английским и французским. Вскоре получила свой первый заказ на перевод: муниципалитет Нордвейка поддерживал дружеские отношения с Верхней Вольтой. Она ломала голову над элегантными, точными формулировками, сидя в боковой комнатке за овальной формы письменным столом, установленным перпендикулярно к окну.

Роберт занялся бизнесом. Первая его сделка касалась помощи в продаже незначительной партии рам для картин, которые не удалось сбыть с рук местному плотнику. Он рассказывал Эрику суть дела — все было до предела просто и к тому же ужасно занимательно. За год он побывал директором фабрики по обработке камня, коммерческим агентом в магазине ковров и, наконец, совладельцем фирмы по производству больших декоративных клеток для птиц.

— Что приятно в этой работе, — объяснял он как-то Эрику, — так это то, что объект деятельности совершенно произволен, совершенно абстрактен и служит всего лишь материалом. Действительная суть дела заключена в чем-то ином. Нет, не в деньгах — в выигрыше. Тот, кто сделает ставки с наибольшей страстью, получает прибыль. Тут речь идет не о жадности, а о таланте.

Так он стал тем, что всю жизнь отрицал, — пошел по стопам отца. Он спас сталелитейный завод «Ноорт» от банкротства, реорганизовал его и со знанием дела перестроил. Стены офиса украсились абстрактными гравюрами, полученными типографским способом, их он заказал через специальную фирму. Прежде чем они успевали намозолить глаза, он их менял.

Один-единственный раз Эрик случайно натолкнулся на Роберта на каналах. Казалось бы, что естественней, чем пригласить своего старого друга в один из излюбленных кабачков их юности? Но иногда он намеренно его избегал. Представлялось, что так будет благоразумней. Ведь иначе как вести себя с женщиной, обнявшись с которой твой друг ушел от тебя? Пусть каждый делает, что захочет. Она носила блестящий черный плащ, широкий пояс, сапоги на каблуках. В профиль она была простенькая и очень соблазнительная. Была весна. Солнце освещало ее волосы, похожие на беличий хвост, они казались еще более густыми и рыжими, чем двадцать лет назад.

Время подходит к полудню. Эрик идет по Старой Морской улице к дому. Полицейские предлагали подвезти его на служебной машине домой, идти пешком было действительно далеко, но тем не менее он отказался. Он сообщил им мало что важного, выдавливал после очередной тягостной паузы из себя сведения, которые они и так знали, и потому счел за благо ни одной лишней минуты не утруждать их заботами о собственной персоне.

— Это был очень несчастливый брак?

— Да вроде нет.

— Но однажды она исчезла, не сказав ни слова.

— Да, действительно, это так.

Сегодня днем к прокурору водили Роберта, я полагаю, он тоже был немногословен.

Он спал крепко. Разбросав во сне руки и ноги, раскрыв рот, всецело отдался во власть сна. Несмотря на то что бледно-красное солнце уже поднялось над полями тюльпанов и нарциссов, времени еще мало, раннее утро 1980 года, накануне вечером он обнаружил, что его жена исчезла. Сейчас, наполовину проснувшись, вжав голову в подушку, он изо всех сил пытался удержать уют и комфорт сновидений. В них нет места сомнениям, непониманию или предательству. То, что ты видишь, эквивалентно тому, что ты знаешь. Нет необходимости беспокоиться о живых существах или неодушевленных предметах — ты сам лишь составная частица сновидения, вот и все. Так он размышлял, но вдруг его лицо омрачилось, мышцы груди судорожно сжались. Информация, сохраненная памятью, обрушилась на него со всей силой: вчера вечером, около десяти, когда он вернулся домой, ему пришлось пройти по садовой тропинке и, обойдя дом, открыть дверь собственным ключом; в прихожей он наступил на засунутые под дверь газеты и прочую почту; в темных комнатах витал нежилой дух; собак нигде не было видно.