«Музыка? Я отвергаю ее, — сказал однажды дедушка. — Есть в музыке нечто такое, что непостижимо моему сознанию. Раз музыка не поддается мне, я отвергаю ее. Порой музыка способна овладеть всем нашим существом, и потому я не желаю ее слушать. Я — рационалист и хочу сохранить свою независимость».
— Анук, — говорит Стив. — Анук, я заметил тебя утром у бассейна во второй раз. Накануне вечером я видел, как ты подъехала к гостинице вместе с мужем. Я был в холле. Я смотрел на вас с завистью. Какая счастливая пара! Безоблачная жизнь. Французы. Я испытываю к ним особую симпатию… «Этот парень, должно быть, очень счастлив со своей женой», — подумал я. Затем бассейн. Блондинка, к которой я подошел, чтобы поболтать по-французски. И ничего больше. Никакой задней мысли. И неожиданный шок. На твоей шее знак, который я ненавижу. Такая нежная, хрупкая шея, убитая этим символом. В ту же секунду я понял, что ты принадлежишь тому миру, от которого я бегу без оглядки…
Из кинотеатра:
«Кто ты, скрывающийся в ночи человек,
Нарушивший мой покой?»
Ромео отвечает:
«Я не знаю, какое назвать тебе имя,
И как сказать тебе, кто я.
О, дорогая святая, мое имя ненавистно и мне самому,
Потому что оно враждебно тебе.
Если бы я написал его, то разорвал бы это слово…»
— Ты то соблазняла меня, то отталкивала, я то поддавался искушению, то ненавидел тебя… Ты могла бы быть женщиной, живущей без проблем… Я не отказался бы от такой подруги в моей воображаемой жизни. Я рассказал тебе простую историю о жизни, которую хотел бы прожить. Моим основным желанием было стать человеком без прошлого.
Анук отчаянно колотит его в грудь; он нисколько не сопротивляется. Удары острых кулачков Анук отскакивают от него словно горох об стенку; такому высокому и сильному мужчине нисколько не больно. Физически.
Джульетта:
«Какое удовольствие ты можешь получить от этой ночи?»
Анук кричит сквозь слезы:
— Какое удовольствие? Познакомиться со мною, чтобы убить… Вот он кто, моя любовь с большой буквы, — убийца… И мне даже не известно почему… Почему?
Силы оставляют ее. Стив заключает ее в объятия. Он целует на ее макушке пряди светлых волос.
— Прости меня… Прости меня… Я ненавижу тебя с такой любовью…
— Почему? — спрашивает Анук дрожащим голосом.
Кто бы он ни был, откуда бы ни пришел, это он. Мужчина ее мечты.
Кожа, гладкая как шелк. Губы целуют эту лучшую в мире кожу в разрезе распахнутой рубашки…
— Почему?
Джульетта:
«Еще до того, как ты попросил, я тебе отдала это,
и я хотела бы отдавать еще и еще».
— Никогда больше я не буду ругать Шекспира, — говорит Анук. — Никогда. Должно быть, в зале кинотеатра показывают фильм Дзеффирелли…
За что же меня?
Она не осмеливается произнести это слово вслух: «убить»…
Он почти прикрыл ее целиком своим телом.
«Войти бы в него, — думает Анук. — Стать им. Его сердцем. Его внутренностями. Раствориться в его крови».
— …за что… же… меня?
Музыка. На экране, по-видимому, мелькают заключительные кадры. «Они умрут, — думает Анук. — Они умрут. Ромео и Джульетта».
…Жить. Жизнь. Тихое и мирное существование. Да будут благословенны простые, ничем не примечательные дни. Когда не происходит ни трагедий, ни драм. Да будет благословенно все то, что я раньше называла серыми буднями. Видеть, как утром Стив уходит на работу. Помахать ему на прощание с порога невысокого беленького домика. Послать воздушный поцелуй.
— Буйная, — говорит Стив. — Ты слышишь меня?
Двумя руками он держит Анук за голову. Он обращается к ней и в то же время словно хочет уберечь ее от собственных слов.
«Интеллектуальное волнение есть роскошь гуманистов. Чтобы быть гуманистом, нужна культура. И не расти, как сорняк в поле. Настоящий гуманист — это сутенер. Его содержат и кормят философы. Это как музыка. Она выше нашего разумения. Вздор. Однако… Моя крошка, у меня тридцать миллиардов… Я отдал бы двадцать пять, чтобы иметь возможность пойти в школу. Начать сначала. И стать гуманистом. Тебе смешно… Ну и смейся», — сказал дед.
— …почему?
— Чем больше я слушал тебя, — говорит Стив, — тем больше я ненавидел тебя. И все больше влюблялся…
— …меня ненавидеть?
— Да. Я — американец в самом худшем смысле этого слова. В твоих глазах. Я верил в семью, религию, родину. Армия открыла, что у меня есть уши. С каким энтузиазмом я воспринял идею довести до совершенства французское произношение и затем высадиться в демилитаризованной зоне Вьетнама. Служить стране. Бороться против коммунизма.
Читать дальше