Кристина Арноти - Отличный парень

— Я хочу выйти из этой проклятой машины, — заявляет она. — Что это за город, населенный призраками? Здесь даже кафетерии и то закрыты.

— Из-за ночных грабителей, — говорит Стив. — Я отвезу вас в отель.

— Вы поднимитесь со мной в номер. И там мы поговорим обо всем…

— Нет, — отвечает он. — Я не поднимусь с вами в номер. Уже слишком поздно. В регистратуре вам могут сделать замечание.

— Кому вы звонили из моего номера? — почти кричит она. — Если не Дороти, то кому?

— Моей матери. Я приехал к ней позавчера. Я собирался переночевать дома. Да вот не смог. Не выношу ее наставлений по поводу моего будущего. Мне удалось снять единственный в Вашингтоне свободный номер. В вашей гостинице. Утром я встретил вас… и…

— И что же… — произносит она сдавленным голосом. — Вы решили убить меня?

— Нет, — говорит он. — Нет. И не произносите больше этого слова. Оно действует мне на нервы.

— Я хочу выйти! — кричит Анук. — С меня хватит вашего города-призрака.

— Что вы собираетесь делать? — спрашивает Стив.

Он снижает скорость.

Она отвечает так громко, как будто рядом с ней находится глухой:

— Пройтись. Подышать свежим воздухом. Выбраться поскорее из этой чертовой машины. Почему вы возили меня к ней? Почему?

— Мне захотелось, чтобы вы познакомились. Посмотреть, как вы будете выглядеть вместе. Вы — первая женщина…

— Кто?

— Которая…

— Что?

— Которую я привел в дом… Вы мне понравились с первого взгляда. Я захотел, чтобы вас увидела моя мать.

— Я хочу выйти, — говорит она. — Если вы не остановите машину, я закричу.

Они объезжают какой-то сквер.

— Дюпон-сквер, — говорит Стив. — Ночью пройти через него еще опаснее, чем через джунгли… Какой-нибудь тип в наркотическом бреду в любой момент может напасть на вас и убить.

— Отчего же, — произносит она срывающимся голосом, — отчего полиция не может разогнать к чертям весь этот бордель на Дюпон-сквер? Зачем нужна такая полиция?

— Полиция уважает свободу тех, кто там находится…

Она уже кричит во весь голос:

— А кто уважает свободу тех, кто хочет пройти через этот сквер? Кто? Что это за свобода, которая защищает тех, кто держит всех в страхе?

Широкая улица по другую сторону сквера. Освещенный фасад кинотеатра Дюпон-Синема.

По соседству с кинотеатром — открытая платная стоянка, забитая машинами; разметка, нанесенная белой краской. Стив заезжает на стоянку и ставит свой автомобиль, как пешку на шахматной доске, на пустующий квадрат расчерченного белым асфальта. Автомобильная стоянка одной стороной примыкает к стене довольно мрачного двенадцатиэтажного дома, а с другой — к зданию кинотеатра. Из открытого окна проекционной кабины бьет свет. Посреди площадки достаточно места, чтобы стоящие по своим размеченным клеткам машины могли дать задний ход и выехать из паркинга.

Анук барабанит кулаком по дверце машины.

— Откройте…

Стив наклоняется в ее сторону и опускает блокирующую кнопку. Анук тут же бросается вон из машины. Оказавшись на асфальте, она обнаруживает, что машины стоят почти впритык друг к другу. И надо быть такой тоненькой как она, чтобы проскользнуть мимо, не задев ни одной машины. Анук направляется к центральной части стоянки, где есть свободное пространство; на земле валяются старые газеты; круги от фонарей освещают то тут то там кучи брошенных оберток от жвачки.

— Грязь и мерзость! Отвратительный город! — произносит она, в ярости топая ногой об асфальт.

«О! Говори еще, сияющий ангел! В эту ночь ты так прекрасна, что похожа на спустившееся с небес божество».

— Этого не может быть, — обращается она сквозь слезы к подошедшему к ней Стиву. — Вы слышите?

«О Ромео, Ромео! Почему ты Ромео? Отрекись от своего отца, отрекись от своего имени; если ты не сделаешь этого, я не смогу любить тебя, ибо я не буду больше Капулетти. Услышу ли я его еще раз? Осмелюсь ли заговорить с ним?» На Анук и Стива обрушивается настоящий водопад звуков. Принадлежит ли эта музыка гению великого Чайковского, почти целое столетие черпавшего вдохновение на дне кропильницы, поддерживаемой самим дьяволом? Музыка подхватывает в свои объятия, как поток вышедшей из берегов взбесившейся реки, перемалывающей в своем русле останки затонувших когда-то кораблей, разбившиеся на осколки каменные глыбы, вырванные с корнем деревьев. В потоке мутных, отдающих стальным цветом вод, сокрушающих все на своем пути, то тут, то там мелькают один, а то и множество окровавленных человеческих трупов, похожих на застывшие восковые фигуры. Эту музыку одни презирают за то, что она слишком классическая, в то время как другие обожают ее за чувственность, третьи осуждают ее за страсть и почти плотскую близость; эти неистовые звуки проникают во все клеточки человеческого организма. И подчиняют себе его разум и волю.