Тони Парсонс - Семья

— Потому что это становится важнее всего остального. Важнее, чем мы с тобой. Этот еще не родившийся ребенок уже становится важнее всего остального в мире.

— Ты же знаешь, как много он для меня значит.

— Разумеется, знаю! Но если у нас с тобой ничего не получится — я имею в виду, если никогда не получится, — то ты должна знать, что я все равно буду тебя любить. Да, я знаю, ты хочешь ребенка. Я тоже. Но в моей жизни не это самое главное. Самое главное — это ты, Джесс.

Джессика покачала головой.

— Ничто не может длиться вечно. И мы не можем постоянно заниматься любовью, как раньше. Ты не понимаешь, Паоло. Если у меня не будет ребенка, то какой от меня прок?

— Какой прок от тебя? Даже если у тебя не будет ребенка, ты все равно останешься красивой, и умной, и доброй, и сексуальной.

— Я не сексуальна.

— Нет, сексуальна! Ты маленькая сексуальная ведьмочка! — Теперь они оба улыбались. — Да, ты хочешь ребенка, Джесс. Давай попробуем искусственное оплодотворение. И если один раз не получится, давай попробуем еще раз. И еще раз. И еще раз. И если нам для этого придется все продать, давай продадим.

Джессика положила руку ему на плечо и крепко сжала. Потом помассировала его предплечье. Да, это тот самый мужчина, с которым она хотела бы прожить всю оставшуюся жизнь.

— Спасибо, — сказала она.

— Если у нас ничего не получится — я имею в виду, никогда не получится, — мы все равно не должны переставать любить друг друга. Потому что сама мысль об этом для меня непереносима.

— Для меня тоже.

— Обещаю тебе, что мы истратим все до последнего на это искусственное оплодотворение. Но я хочу, чтобы и ты мне кое-что пообещала.

— Что именно?

— Чтобы хоть иногда мы переставали думать обо всей этой истории с ребенком и занимались любовью не только потому, что его хотим. Давай заниматься любовью, потому что мы любим друг друга!

Улыбка на ее лице стала еще шире.

— Обещаю! — сказала она.

Потом они поцеловались, и сняли с себя всю одежду, и она надела туфли на высоких каблуках, — потому что ее муж был человеком конвенциональным и любил, чтобы в спальне женщина ходила на каблуках. А потом они встали и открыли дверцу гардероба, чтобы видеть себя в зеркале в полный рост.

И таким образом этой самой ночью Джессика и Паоло зачали, наконец, своего собственного ребенка.

Джека Джуэлла на улицах все еще узнавали.

Сериал «Все рыбы в море» закончился десять лет назад, но с тех пор Джек так и не перестал работать, и на телевидении для него находилось немало ролей: коп на пенсии, вынужденный обучать безответственного и не в меру храброго новобранца; ювелирный вор с внешностью джентльмена, успешно надувающий доверчивую вдову; частный детектив с изысканными манерами и притязаниями стать новым Шерлоком Холмсом. Поэтому, когда он вошел в один из ресторанов Чайнатауна, среди посетителей началось движение.

Но сегодня он не замечал вокруг ни этого движения, ни бросаемых в его сторону нежных улыбок, ни пронесшегося по столикам шепота: «А это не тот ли?..» Сегодня он видел перед собой только своих дочерей.

Он очень ими гордился. Они были такими красивыми! Впрочем, они всегда были красивыми, а он — едва ли не единственный человек в мире — мог разглядеть в них тех маленьких девочек, которыми они когда-то являлись.

Меган, хорошенькая и кругленькая, словно вся сделанная из кругов и шариков. Джек знал, что она вечно беспокоится о своем весе, но для него она была хороша в любом виде. Джессика — писаная красавица, с роскошными черными волосами, изысканным телосложением и детским лицом (понятно, почему многие люди принимали ее за младшую сестру, и Джек даже улыбнулся, вспомнив, как часто это приводило ее в негодование). И Кэт, его дорогая Кэт, высокая и тоненькая, вся состоящая из рук и ног, с большими, широко расставленными глазами, которые, казалось, смотрели сквозь тебя.

Как это поется в одной старой песне? Что-то вроде: если у тебя есть сыновья, то ты беспокоишься, а если дочери, то ты молишься. Да, он действительно никогда не волновался за своих девочек, разве только опасался того, что могут сделать с ними мужчины — это лживое, коварное и ненадежное племя. Но теперь он чувствовал: все его усилия не прошли даром.

Он любил шутить, что дочери были для него в детстве сущим наказанием, но на самом деле в нем срабатывал естественный защитный механизм мужчины, который, выполняя обязанности родителя-одиночки, одновременно испытывал угрызения совести за то, что не уделял им достаточно времени. Что вся тяжелая ежедневная работа большей частью ложилась на плечи Кэт, а также на многочисленных платных нянек, приехавших в Англию из беднейших частей света. Но он любил своих дочерей больше всего на свете!