Тони Парсонс - Семья

В это время, когда ночь подходила к концу, а новый день еще не начался, Паоло отправлялся в убежище всех таксистов — место их отдыха, которое скрывалось под одной из центральных автотрасс. Это место было по-своему уникальным, что-то вроде джентльменского клуба. Здесь был гараж, автомойка, двадцатичетырехчасовая столовая, куда не пускали без значка таксиста.

Здесь Паоло чистил салон своей машины от всякой всячины. От рвоты, банок из-под пива, поношенных туфель на высоких каблуках, презервативов (использованных и нет), замасленных упаковок из-под уличного кебаба, зонтиков, мобильных телефонов. А однажды даже нашел в своей машине вагинальный вибратор. Джессике он никогда не рассказывал о том, что можно найти на заднем сиденье такси.

Когда его машина снова приобретала ухоженный вид, Паоло присоединялся к другим таксистам: съедал с ними по сэндвичу с беконом и выпивал чашку чая. Они называли его «сливочным мальчиком» — подразумевая, что он новичок, который набирается опыта у водителей со стажем, «снимает с них сливки». А он с удовольствием слушал их болтовню и сальные анекдоты. Ночная жизнь города со всеми ее удовольствиями, трагедиями, риском, преступлениями и грязью самым тесным образом переплеталась с лондонским такси.

В прошлом Паоло считал такую жизнь самой прекрасной на свете, и даже верил, что ничего другого ему в будущем и желать не стоит. Когда его желудок был полон обжигающе горячего сладкого чая и набит жирными сэндвичами с томатным соусом, машина вычищена, а смех его коллег все еще звучал в ушах, Паоло вновь садился в машину и чувствовал себя так, словно город принадлежит ему.

Лондон был очень красивым городом. Именно тогда он ясно это понял.

Он видел луну, сверкающую над парком, и солнце, всходящее над доками, и предрассветный туман на реке, и массу других вещей, — перед ним они представали во всей красе, пока он катил в одиночестве по пустому городу.

Да и теперь Паоло был счастлив каждый вечер садиться за руль, находиться в постоянном движении, вести жизнь, далекую от всяких там таможенных деклараций и налогов на добавленную стоимость, далекую от бюрократии, которая нависает, как Дамоклов меч, над любым мелким предпринимателем. Паоло работал по ночам, и бывали моменты, когда он забывал обо всем на свете и чувствовал себя абсолютно свободным.

Это сладостное чувство обычно приходило к нему в предрассветные часы, перед тем, как он отправлялся в свою последнюю за смену поездку — в аэропорт Хитроу. Туристы и бизнесмены, шатаясь, высаживались из только что приземлившихся самолетов, с серыми лицами и головной болью от беспошлинной выпивки. Их мысли все еще витали где-то в другом месте, часто на другом конце света, и Паоло с выгодой для себя отвозил кого-нибудь из них в гостиницу или домой.

А потом наконец снимал с машины табличку такси и отправлялся домой, в маленькую квартирку, где сквозь тонкие, как вафли, стены просачивались запахи чужой жизни, в том числе дежурный запах жаренной с перцем баранины, и долго смотрел на спящих жену и ребенка, и ощущал такую любовь, которую невозможно передать словами, и желал лишь одного: никогда с ними не расставаться. Но тут его глаза начинали слипаться, и Паоло, словно пьяный — то ли от усталости, то ли от любви, — падал на кровать и засыпал как убитый.

Меган зашла в клинику проведать доктора Лауфорда, и ей показалось, что они не виделись много лет, хотя со времени их последней встречи прошло всего несколько месяцев. Сколько лет ему было? Наверное, за пятьдесят? Он казался стариком, словно его тело было насквозь пропитано болезнями, от которых он лечил других людей.

— Уходите в частный сектор, — сказал он Меган, приняв ее в кабинете. — Уходите отсюда и больше не возвращайтесь.

Сперва женщина подумала, что он шутит, но потом поняла, что ему не до шуток.

От него пахло все тем же: сигаретами, сыром и маринованными пикулями. Когда-то этот запах казался ей отвратительным, а теперь она поняла, что очень по нему соскучилась. Соскучилась по самому доктору Лауфорду, по его благородству и мудрости, которые скрывались под его дешевыми костюмами и под вечным облаком табачного дыма, который его окутывал.

— Уйти в частный сектор? — машинально повторила она. — А с какой стати мне туда уходить?

— Потому что здесь ничего не меняется. — Лауфорд отпил глоток чего-то коричневого из пластикового стаканчика. — Пациентов, как всегда, слишком много. Докторов, как всегда, слишком мало. Времени, как всегда, не хватает. У вас были причины сбежать отсюда? Так вот, по тем же самым причинам уходите в частный сектор.