Ким Уилкинз - Призрак острова 

— Да, Локи.

— Может, тебе кажется, что здесь беспорядок, но для меня все вещи лежат на своих местах.

— Я поняла. Тебе нужно только сказать, что я должна делать.

Он откинул одеяло, чтобы встать, и Од увидела, что он лежит абсолютно голый. Она быстро отвернулась, пока он одевался.

— Что ты делаешь у Видара?

— Я убираюсь и готовлю. Шью и тку. Еще я молочу зерно и дою корову.

— Хм. У меня не много найдется такой работы для тебя. Что еще? Как вы с Видаром проводите дни?

Она улыбнулась:

— Мы помогаем друг другу. Мы товарищи.

— Товарищи? — Теперь он стоял рядом с ней. Мимолетным взглядом она уловила, что он оделся. — Это на самом деле так?

Од подумала, прежде чем ответить. Видар мало разговаривал, ничего не рассказывал о себе и ни о чем ее не расспрашивал. Он был добрым, от него шло тепло, и часто он бывал веселым. Ее сердце дрогнуло.

— Судя по твоему лицу, это все. — Он дотронулся до ее плеча. — Пойдем, Од. Ты можешь стать и моим товарищем. Давай сядем возле камина, и ты расскажешь мне разные истории.

В тот день дул холодный северный ветер, и Од рассказывала Локи истории о своих предках. Свечи успели прогореть, и комната наполнилась дымом. Время от времени Локи говорил, что он прослушал некоторые факты, и ей приходилось пересказывать все заново. Это были истории о сражениях, любви, приключениях и просто о доме.

— А теперь ты расскажи мне что-нибудь, — сказала она утомленным голосом спустя несколько часов.

Он покачал длинным пальцем.

— Нет, нет. Ты моя служанка.

Ей ничего не оставалось делать.

— Конечно.

— Расскажи историю, которую еще не рассказывала, — сказал Локи. — Как ты оказалась в Асгарде?

— Меня приговорили жить в рабстве тысячу лет.

Это я знаю. Но за что? Какое преступление ты совершила?

Боль холодной иглой уколола Од в сердце.

— Никакое, — прошептала она.

— Ты должна была сделать что-то ужасное, чтобы получить такое наказание? Кто отдал такой приказ? Это был твой отец?

Она покачала головой.

— Я не желаю об этом говорить.

— Ты должна говорить. Ты служишь мне и ты должна говорить, если я так сказал.

За пять лет, которые она прожила в Асгарде, она никому не рассказывала эту историю. И хотя она излила свою душу Видару, сам он никогда не спрашивал. Она не хотела рассказывать Локи, который мог посмеяться или отнестись равнодушно. Но она была в его власти.

Его бледно-серые глаза неотрывно смотрели в ее лицо.

— О, я готов долго слушать твою историю, — сказал он. — Ты выглядишь такой несчастной, должно быть это красивая трагедия.

— Это не просто трагическая история, — хмыкнула она, — это моя жизнь.

Он сел, откинувшись назад. В его взгляде был интерес.

— Тогда расскажи мне, — сказал он.

— Меня приговорили норны. Ты знаешь о них?

— Те чудовищные ведьмы? Конечно.

— Когда я повзрослела, меня выбрали учиться колдовству и послали странствовать по корням мирового древа в качестве посвящения. Ты, Локи, без сомнения был в мировом древе. Ты знаешь, что человек может учиться там несколько лет и не встретить ни одной души. И вот в первый же день когда я вошла в мировое древо, я наткнулась на жилище норн.

Локи не терпелось узнать продолжение.

— Ты знаешь, где они живут?

Она покачала головой.

— Я дойду до этого. Норны — хранительницы судьбы, и они решили, что я нахожусь там, потому что так суждено судьбой, и выбрали меня в качестве посредника. Я регулярно навещала их, приносила последние новости, подарки и проводила с ними время. И так продолжалось девять лет.

— В дни беспечной юности у меня был любовник из Земли эльфов, который вскоре вернулся в Эльфхейм, но я родила от него сына. Хельги.

Когда она произнесла имя сына, у нее комок встал в горле, и слезы выступили на глазах.

— У тебя есть ребенок?

Она кивнула, сжав губы.

— Да, — тихо произнесла она. — У меня есть сын. Его зовут Хельги.

— Продолжай, — сказал Локи, — мне очень интересно.

— Мой отец пришел в ярость, когда узнал, что я родила ребенка от эльфа. Поэтому мне пришлось уйти из дома, и я жила, питаясь старыми яблоками, которые росли у нас на ферме. Я растила Хельги совсем одна, и только изредка получала поддержку. Иногда отец смягчался и приглашал меня домой, но я была упряма и хотела жить только вдвоем со своим сыном. Я играла с ним, рассказывала ему сказки и пела песенки. Он был умный, красивый мальчик, с мягкими ручками и доверчивыми глазами… — Од глубоко и судорожно вздохнула. Она почти что чувствовала его нежную кожу на своих губах и бескрайняя печаль нахлынула на нее как волна. Но однажды, когда ему исполнилось три года, все изменилось. Все изменилось.