Андреа Кейн - Последний герцог

- Мой отец, - прервал" побледневшая Дафна, - Да.

- Мистер Чамберс рассказывал мне, что такое может быть.

- А рассказывал ли он тебе, что значит быть избитым до полусмерти, голодать, пока не станешь похожим на призрак, быть запуганным до того, что превращаешься в глухонемого; каково это - смотреть, как на твоих глазах умирает мать без всякой помощи, а потом ее хоронят без молитв, как собаку; каждый день терпеть издевательства человека, который живет за счет того, что грабит тебя?!

- Но в таком случае отец должен знать, за что ты его ненавидишь.

-Нет.

- Но ведь он должен помнить ребенка, которого истязал почти ежедневно.

- Он не знал даже моего имени. О, сейчас он знает, что некий Пирс Торнтон вырос в работном доме. Его шпионы узнали об этом, когда он пытался с помощью шантажа защититься от меня. Но ему даже в голову не приходит связать свой грязный бизнес с одним из ублюдков, которых он нещадно избивал чуть не каждый день. Да он никогда и не отличал одного ребенка от другого. На его взгляд, мы все одинаково бесполезны, и основное наше предназначение подохнуть от голода или истязаний.

- Теперь я все понимаю. - Дафна опустила глаза.

- Все ли? - спросил Пирс колко. Вместо ответа Дафна отошла от него, встала на то место в комнате, куда пробивались яркие лучики солнца сквозь щель в занавеске, повернулась к -нему спиной и скинула рубашку. - Да, Пирс, я понимаю, - повторила она, Пирсу показалось, что кто-то железной рукой вцепился ему в горло, когда он увидел, что белоснежная шелковая кожаДафны сплошь покрыта старыми и новыми рубцами, которые раньше были скрыты одеждойРубцов были десятки, а может быть, даже сотни. Никогда в жизни Пирс не хотел так убить человека, как в эту минуту. Он сжал кулаки с такой силой, что из ладоней выступила кровь. Лицо его побелело как мел. Из горла непроизвольно вырвался мучительный стон. Он несколько раз глубоко вдохнул, чтобы прийти в себя. Напряжение было так огромно, что, справившись с собой. Пирс почувствовал невероятное опустошение и усталость, которые, в свою очередь, сменились запоздалым раскаянием и стыдом.

- Господи, Дафна, прости меня, прости ради всего святого!

- Не надо извиняться. - Она быстро накинула рубашку, подошла и приложила палец к его губам. - Ты спас меня от этого кошмара. Я просто хотела, чтобы ты знал - я понимаю все. - Этот зверь, истязавший тебя, не смог ничего сделать с твоей красотой. - Он поцеловал ее пальцы. - Я люблю тебя еще больше. Всегда помни об этом. Слезы навернулись на глаза Дафны:

- Пирс, ты такой... такой прекрасный человек! Тебе столько пришлось выстрадать; голод, издевательства, смерть матери. Я... - Она опустила голову. - Я тоже ненавижу его, Пирс, - добавила она тихо. Слезы текли по ее щекам.

- Не плачь из-за меня, не надо.

- Я плачу о маленьком мальчике, которым ты был, когда отец измывался над тобой.

- Этого мальчика уже давно нет.

Дафна внимательно посмотрела ему в глаза:

- Ты уверен в этом? - Да.

- Зато есть человек, который не верит в молитвы. Пирс невольно вздрогнул, вспомнив, при каких обстоятельствах он говорил об этом Дафне. Один раз это было в саду у графа Гентри и второй раз, когда разбойник Тин Кэп грабил ее дом.

- Конечно, мне не удалось испытать всего того, что выпало на твою долю, - продолжала Дафна, застегивая рубашку, - но с того момента, как я помню себя, я знала:

в любой момент отец может избить меня. Но это еще не самое худшее. Самое ужасное - это сидеть в своей комнате, сжавшись от страха, и слышать, как плачет твоя мать, истязаемая отцом. Господи, это было невыносимо!

- Все это в прошлом.

Дафна задумчиво покачала головой:

- Ты лучше, чем кто-либо, знаешь, что есть вещи, которые никогда не проходят. Они хранятся в нашей памяти, но время от времени оживают и настигают нас снова и снова. Еще когда я была совсем ребенком, отец решил, что я слишком похожа на мать - слишком добрая, слишком сострадательная. Когда мне исполнилось восемь лет, ой пришел к выводу, что одних избиений уже недостаточно, и повел меня в работный дом. Господи, как я не хотела туда идти, как я сопротивлялась! Не потому, что у меня появится отвращение к людям, как ожидал отец, - как раз наоборот, я понимала, что уже никогда не смогу забыть тех лиц, этой безнадежной обреченности, и я оказалась права. С той минуты, как я вошла туда, прежний душевный покой уже не вернулся ко мне. Я помню все так живо, как будто это было только вчера. Две женщины, стоящие на коленях и скребущие Пол, и одна из них буквально задыхается от кашля; невыносимое зловоние, дети в саду, похожие на привидения, и особенно маленькая девочка с печальными глазами, прижимающая к себе сломанную куклу, и эту полустертую надпись над домом - прямую противоположность всему, что я видела. "Непреходящая надежда"? - Дафна тяжело вздохнула. - Скорее, вечная безнадежность-Пирс вздрогнул: