Евгений Ясенов - Золотая шпора, или путь Мариуса

— У меня их нет, — безжизненно ответил Бони.

— Где они? — не давая противнику ни секунды передышки, напирал Мариус.

— Они в Лиловых горах, — покорно сообщил герцог.

— Как я найду место, где они спрятаны?

— За перевалом Лакуста начинается ущелье, полное тумана, — так же механически говорил герцог. — Его охраняет армия гномов. Там — их главное подземелье. В этом подземелье, в пещере 21–53 хранятся талисманы.

Мариус понимал, что лгать в подобном состоянии герцог не мог.

— Сядь в кресло! — приказал Мариус, чувствуя себя всесильным.

Герцог повиновался.

— Ты придешь в себя и забудешь о нашем разговоре.

Герцог кивнул головой, как сальвулянский болванчик.

— Свободен! — и Мариус опустил руку.

Герцог прижал ладонь ко лбу, посмотрел на Мариуса.

— Словом, ваша светлость, талисманов Крону вы не вернете? — спокойно переспросил Мариус.

Герцог морщился, как будто что-то пытался мучительно вспомнить. Наконец, тряхнул головой и надменно сказал:

— Не верну. Талисманы принадлежат не Крону и его архангелам, а человечеству.

— Ладно, — Мариус пожал плечами. — Мое дело маленькое. Я передам.

Герцог Бони позвонил. Вошел Кармел.

— Проводи гостей на выход! — и герцог Бони отвернулся к окну, утонув в мощном потоке света.

Прощаться никто из них двоих не собирался. Мариус круто повернулся и вслед за Кармелом пошел по коридору. За пределами его сознания осталось появление из какой-то подсобной каморки Уго — умытого и в почищенном костюме. Опомнился Мариус уже за порогом загородной резиденции Южного Герцога.

В кипарисовой аллее Мариус не выдержал. Он сдался и все рассказал Уго — все до последней реплики герцога. Это было неконтролируемо, как приступ рвоты, и совершенно необходимо организму, истощенному схваткой с могучим противником. Мариус очень хотел сохранить хоть крупицы тайны, и все-таки сохранил их. Он уберег от Уго сведения о местоположении пещеры с тремя талисманами.

Выслушав исповедь товарища, Уго улыбнулся:

— Обидно, но почти все происходит позже, чем следовало бы. И погрузился в долгое молчание. Они шли к Смелии, и каждый думал о своем. И лишь на городских улицах Уго сказал:

— Сдавшихся всегда больше, чем проигравших, и тут ничего не попишешь. Таков мировой закон. Решение все-таки остается за тобой, а не за Кроном. Взвесь все спокойно. Знаешь, как говорят сальвулы: "Лучше не сделать и пожалеть, чем пожалеть о том, что сделал". Возможно, и не стоит тебе лезть в эту мясорубку с талисманами. Вряд ли тебе удастся оживить Расмуса. Таких примеров я что-то не припомню — а помню я достаточно.

Мариус неуверенно усмехнулся.

— Но ведь Крон, наверное, помнит больше? — предположил он.

Уго посмотрел на друга с удивлением:

— Да ты, дружище, мудр! И что с этой мудростью думаешь делать?

— Не знаю, — честно признался Мариус.

Стоял полный штиль. Паруса обвисли, как тряпки. Рыжий Торре, проклиная температуру и безветрие, сидел в тени полотняного тента, отгоняя по-осеннему кусачих мух. Уже второй день "Черная луна" болталась в виду Серебряного острова в ожидании подходящего ветра.

В этом году жара пришла к морю Изабеллы явно раньше, чем следовало. Уже в середине мая утвердился невыносимый, иссушающий зной. Спасения от него не было даже на морском просторе. Легкие просто отказывались принимать пропеченный насквозь воздух. Мариус сидел рядом с Рыжим Торре, аборигеном с Острова Зеленого Дракона, и смотрел на Серебряный остров, который пока что представлял собой всего лишь темно-зеленую полосу на горизонте. Зеленую полосу с молочной шапкой. Рыжий Торре имел богатый жизненный опыт. Венцом его карьеры стал смертный приговор, вынесенный ему на талинском военном фрегате «Ярость». Торре с двумя подвижниками — Леопардом и Черным Тринком — подбивал команду на бунт. Бунтовщиков в талинском военном флоте наказывали стандартно: спускали на тонком прочном канате за борт — так, чтобы ноги едва касались воды. Это было почти равносильно смертному приговору, поскольку с борта тут же бросали тухлое мясо, приманивая акул. Несчастному, конечно, давали дубинку и нож, но отбиться от вечно голодного хищника удавалось лишь одному из сотни. В таком, без преувеличения, подвешенном состоянии несчастный Торре пребывал в течение суток, избежав встречи с акулами лишь по странному недоразумению. А правила экзекуции гласили: продержался сутки, выжил — стало быть, оправдан Божьим судом. Рыжий Торре оказался тем одним из сотни, кого явно не любила смерть.