— А король-то — голый! — раздался вдруг из толпы звонкий детский голос. — Король — голый! Ха-ха-ха! Но никто больше не смеялся. Все скромно стояли и смотрели, как мимо идет король со своей свитой. Только один очень взрослый человек обернулся, присел перед тем мальчишкой и негромко сказал:
— Ну, как тебе не стыдно. Прекрати немедленно. Все знают, что король не голый. Просто у короля — нано-платье. А ты знаешь, что такое «нано»?
— Нет, — ошарашенно помотал головой мальчик.
— Нано — это десять в минус девятой степени!
— О-о-о! — уважительно покивал головой мальчик. — Десять в минус девятой! О-о-о! Да конечно — нано-платье…
Пять, десять, пятнадцать, двадцать. Ясно? Только так могли считать люди. Пять пальцев на руке. Десять — на двух. Все охотники-бойцы — пятерками и десятками, и двадцатками. Только так. А иначе — как еще? Что еще повторяется в природе так часто, что может войти в систему счисления и потом в язык, в эпос, в литературу? Вот, смотрим, шесть ног у насекомых. Отсюда ли расчет шестерками и дюжинами? Тогда почему не считают четверками — столько ног у крупных животных? Парами и четверками? Значит, шесть и дюжина — это совсем от какого-то другого народа осталось в людской памяти. Что там у них было с шестью — то ли пальцев по шесть, то ли щупалец, то ли сами они были шестиногими — не сохранилось даже рисунков. Но три шестерки — знак дьявольский — не оттуда ли? Три конечности с шестью щупальцами-хваталами каждая? Сильна была та цивилизация, раз вбился в память людскую расчет дюжинами. Но у людей были союзники.
Могущественные союзники! Они считали все семерками. Ну, сами подумайте: с чего вдруг стало, что в неделе — семь дней? От бога, говорите? Он так мир создал? Это он так вам сказал? Нет? Ну, можно их и богами назвать, наверное — тех, кто считал по семь и семижды семь. И во многих культурах семиконечная звезда стала символом вызова могущественных потусторонних сил. Они помогли людям и стерли с лица Земли цивилизацию шестипальцев-шестихватальцев. Стерли до основания, уничтожив все признаки и приметы. Только на генном уровне осталось опасение у людей, опаска такая ко всем, у кого больше четырех ног. Насекомые, пауки, осьминоги — все они вызывают опаску некую. Это оттуда, из глубины даже не истории, а предыстории, которая не осталась в памяти. А куда делись и как выглядели те, что по семь и семижды семь? А они помогли, Землю почистили, свои следы тоже подчистили — и улетели. Не местные они были. Нет в природе семиногов. И семипальцевых часто не встречают ученые. Но — были они.
Именно об этом говорят семь дней в неделе и счастливое число семь и три семерки — как вершина того счастья. Вот она — настоящая история человечества. Будем же ждать, когда те, что по семь и семижды семь вернутся и помогут. И не станет кризисов и снова наступит золотой век и голые люди на голой планете.
Ему было плохо. Ему было плохо, как никогда еще не было. Он не помнил, что ел и что пил. Он не помнил, кто он. Он ничего не помнил.
Просто не мог. Голова не работала, ее сжимало, как тисками. Он понимал только одно — ох, как плохо! И еще ему было страшно. Так страшно, что замирало сердце. Потом оно опять начинало стучать все быстрее и быстрее, на разрыв, и снова замирало в испуге.
— Я умираю, — понял он и попытался позвать кого-нибудь на помощь.
Но смог лишь слабо дернуть рукой, судорожно прижатой к телу, да слегка пошевелить пальцами. Сквозь приоткрытые глаза он видел темный тоннель, трубу, ведущую куда-то далеко отсюда. Все тело вдруг ослабло и стало само двигаться вперед, туда в темноту, где страшно…
— Ну, вот и все, — подумал он, смиряясь с мыслью, что уже умер и видит то, что видели до него многие и многие. Тоннель, свет в конце тоннеля. Свет? Вот это и есть конец? Белый яркий свет наплывал на него, окружал его, грел. Его тянуло и тянуло в этот свет…
— Ну, вот и конец, — успел еще подумать он. — Вот и кончилась жизнь… Кто-то что-то сделал, он поперхнулся и закричал от боли:
— А-а-а-а!
— Мальчик у вас, — услышал он сквозь крик чей-то голос свыше. — Ишь, какой крепенький, крикливый…
Как все было безопасно, пока никто не думал специально о безопасности! А вот теперь есть ответственные за безопасность, и все сразу стало очень не безопасно.
Раньше говорили — пессимист
Теперь он называет себя футурологом.
Читать дальше