Александр Карнишин: Чернуха [Сборник рассказов; СИ]

Все начнется однажды осенью. Темной промозглой московской осенью, когда черно под ногами и черно над головой, а с деревьев уже не сыпятся никакие листья, только черные корявые ветви тянутся к низкому небу, и дворники по утрам уже не шаркают метлами, задавая ритм всему кварталу. В один из дней почти незаметно сначала просто не придет автобус по расписанию, вывешенному на картонном глянце над стальной будкой остановки. Следующий-то как раз придет. А этого, который должен быть раньше — не будет. Потом вдруг выяснится, что они ходят как бы между расписанием, между графиком. То есть, просто вместо двух рейсов в семь ровно и в семь, скажем, пятнадцать придет только один, но в семь десять. И из следующих двух опять — всего один. Народ будет возмущаться тихонько, но разница в десять минут не является критичной, на работу все успеют. А потом как-то вдруг станет один уже вместо трех. И вместо четырех потом. И его еще надо будет ловить, потому что угадать, который из них, из четырех, ставший одним, придет по графику, будет почти невозможно. И тогда толпы будут собираться пораньше, выходя заранее из теплых квартир, а некоторые даже и поднимаясь для этого раньше. Народ будет кучковаться вокруг остановки с семи утра, развернув зонтики, потому что осень, а под крышу не зайти, ведь есть те, кто пришел еще раньше. Настанет день, когда некоторые, а потом уже и многие, разочаровавшись в долгих часовых ожиданиях автобуса, будут срываться прямо от своего подъезда и — левой-правой, левой-правой, с резкой отмашкой рукой, с дыханием свистом сквозь сжатые зубы, а некоторые «паровозиком», с горящей сигаретой в углу рта — бежать к метро. Ведь метро — самый надежный транспорт в Москве. Только очень тесный. Под землю будет набиваться в полтора раза больше народа, чем обычно. В два раза больше. Люди будут стоять, прижавшись друг к другу плотно на платформах, стараясь только не упасть вниз на рельсы, упереться хоть как-то на скользком от нанесенной сверху влаги мраморном полу. В духоте и жаре будут падать в обморок слабые, будут толкаться зло и свирепо, продираясь к распахнувшимся дверям, сильные, будут кричать друг на друга, даже драться за место на платформе и в вагоне. И там, внизу, в подземелье метро, людей будет все больше и больше. Это бензина или там масла может не хватить для автобуса, а вот с электричеством у нас все в порядке, ведь так? Вот только для электричества нужен тоже не только вольный ток речной воды с верховьев до самого синего моря, а в большей части как раз мазут, да уголь, уголь, да мазут. Которых вдруг как-то сразу станет не хватать, невзирая на слова о неисчерпаемости наших бездонных недр в наших бескрайних просторах. Словами же топить печки пока не научился никто. И однажды… То есть, это только сначала — однажды. Мигнет свет раз, да еще другой, а потом вдруг погрузится в темноту целый район. Или даже два. Или сразу полстолицы. Хлынут из-под земли толпы народа, но и наверху будет темно, а автобусов — нет, как и не было их раньше. И это будет день, когда многие не выйдут на работу. Просто не доберутся. Но это еще только начало! Отключенные отопление и подача воды в высокие многоэтажки, скребущие черными затылками по черным же тучам и стружками ссыпающими дождь и первый снег на темные черные улицы.

Лифты, тормозящие вдруг между этажами и часами дожидающиеся ремонтников. Телевидение, заикающееся и вдруг заменяющее картинку белым снегом на экране. Радио, квакающее радио, передающее какие-то успокаивающие народ сообщения от специально созданной по такому редкому случаю антикризисной комиссии. И народ, который, послушав слова, что все будет хорошо, угрюмо выстраивается в очереди в продуктовые магазины. Даже в ущерб рабочему времени. А что там, какое там теперь — рабочее! Все равно транспорт не ходит, и добраться с края Москвы до другого края, как многие привычно делали раньше, станет просто невозможно. «Посыплются» вдруг банки. Ведь за продукты надо платить наличкой, «живыми» деньгами — кто же будет теперь брать ваши карточки? А налички на это количество населения в Москве просто не предусмотрено. В один из вечеров, когда снова погаснет свет, теперь выключаемый по графику, «веерно», для «смягчения кризисных явлений», народ, качнувшись в очереди, снесет витрину первого магазина. И пойдет звон по всему городу. Сначала-то это будет продуктовый магазин. Но под шумок, под лязг вскрываемых ломами железных дверей и опущенных роль-ставней, зазвенит хрусталем небьющееся стекло, повалится на мостовые и из витрин автомагазинов, универмагов, огромных моллов и прочих трговых центров.