Клайв Баркер - Книги крови III—IV - Исповедь савана

Он захлопнул журнал, испытывая почти физическое отвращение. Потом взглянул на другие обложки: те же яростные совокупления на любой вкус. Здесь были и «странные женщины в цепях», и «пленник резиновых одежд», и «любовник-лабрадор».

Тут раздался прокуренный голос Магвайра: он словно пытался успокоить Ронни, но в действительности насмехался над его простодушием.

Магвайр говорил:

— Все равно рано или поздно ты бы все понял И чем скорее, тем лучше. Никакого вреда. Но много веселья.

Ронни встряхнулся, пытаясь избавиться от кошмара, от устрашающих образов, застывших перед глазами. Увиденные картины ожили — они дышали и множились. Они стремились прорваться вглубь его мозга и отвоевать эту невинную территорию. В воображении Ронни возникли лабрадоры — они рвались с привязи и лизали тела скованных шлюх. Ронни не мог заставить эту сцену исчезнуть, и она становилась все более отвратительной. Он чувствовал, что видения задушат его, если он что-то не предпримет.

— Это ужасно, — смог выговорить он. — Ужасно. Ужасно. Ужасно.

Он столкнул пачку со «странными женщинами в цепях» на грязный пол, и она разлетелась, будто карточный домик, сложившись в сомнительную мозаику.

— Н-не надо этого делать, — произнес Магвайр с ледяным спокойствием.

— Ужасно, — снова повторил Ронни. — Они ужасны!

— Правда? А у нас с ними большая дружба: они — наше дело.

— Но не мое! — выкрикнул Ронни.

— Чем же они тебе не приглянулись? Слышишь, Бугай, они ему не по нраву!

Толстяк спросил, вытирая носовым платком свои вымазанные в креме пальцы:

— И отчего ясе?

— Наверное, для него это слишком пошло.

— Ужасно, — все повторял Ронни.

— Но ты увяз в этом по горло, мой мальчик, — спокойно сказал. Магвайр. Для Ронни это был голос дьявола. — Больно, но вынести придется. Ничего, стерпишь.

— Стерпишь и вынесешь, — мерзко захихикал Бугай.

Ронни посмотрел на Магвайра, и лицо этого человека показалось ему одряхлевшим, сморщенным, изможденным. Куда более старым, чем сам Магвайр. Оно вдруг вообще перестало быть лицом: капельки пота, усики над губами — все это превратилось в бесстыдную задницу одной из журнальных шлюх. Задница и произнесла эти страшные слова:

— Мы все здесь негодяи и мошенники, и если нас сцапают — терять нам нечего.

— Нечего, — подтвердил Бугай.

— А ты, сопливый специалист, — букашка у нас под ногами. Посмей только пикнуть — окажешься в навозной куче вместе со своей репутацией честного бухгалтера Уж я позабочусь об этом. Ни одна тварь не предложит тебе работу. Ты понял?

Ронни затрясся от возмущения, и ему захотелось ударить Магвайра. Так он и сделал. Ронни размахнулся, и его кулак врезался в зубы противника, и это ощущение понравилось Ронни. Кровь хлынула из разбитых губ Магвайра Ронни проявил воинственность второй раз в жизни; после школы он ни разу не дрался. Гнев лишил его бдительности, и ответный удар застал врасплох. Ронни рухнул на пол, посреди безразличных к его боли «странных женщин». Тяжелая нога Бугая помешала ему подняться и сломала нос. Укрощенный самым грубым образом, Ронни был снова поставлен на ноги, ошеломленный, но не побежденный. Его поддерживал Бутай, стоявший сзади. Унизанная кольцами рука Магвайра сжала пальцы в кулак. Мерзавец видел перед собой не Ронни, а боксерскую грушу. Магвайр долго колотил ее. Боксеры на тренировках вряд ли выполняли это упражнение: начать бить ниже пояса и медленно продвигаться все выше и выше.

Боль, которую испытывал Ронни, действовала странно: силы постепенно восстанавливались, душа излечилась от чувства вины. Когда Бугай выбросил его в темноту ночи, искалеченного и избитого, на сердце Ронни стало легко. Он не чувствовал ни возмущения, ни злобы — только потребность завершить очищение, начатое рукой Магвайра.

Бернадетт он сказал, что на него напали сзади. Побили. Хотели ограбить. Открыть ей правду? Нет, правда касается лишь его одного. Ему было неприятно обманывать жену. Она трогательно заботилась о нем, Ронни же не чувствовал себя достойным этого. Две ночи он провел без сна. Он недвижно лежал на кровати, всего в нескольких фугах от своей доверчивой жены, пытаясь собраться с мыслями и объяснить свои ощущения. Он предчувствовал, что рано или поздно правда откроется. Что он мог для этого сделать? Пойти в полицию? Это требовало смелости, но ее не оказалось в его задумчивом и ослабшем сердце. Ронни не нашел ее в себе ни в пятницу, ни в субботу. Синяки почти исчезли. Беспорядок и волнения в душе улеглись.