Клайв Баркер - Книги крови III—IV - Исповедь савана

Барберио чувствовал себя прекрасно, несмотря на пулю в бедре. Да, рана имела вид неприглядный, а в груди что-то хрипело и щелкало при каждом глубоком вдохе, но Барберио улыбался: он на юле, и это главное. Никому — слышите?!! — никому он больше не позволит себя запереть. Воздух свободы кружил голову, на все остальное было наплевать. Живым, в любом случае, он не дастся. Если не повезет и его накроют копы, придется вставить дуло в рот и нажать на курок. Но обратно в камеру? Ни за что!

В неволе жизнь тянется слишком долго. Невыносимо долго. Этот урок заключенный Барберио усвоил уже через два месяца пребывания в тюрьме: вереница до тошноты однообразных дней сводит с ума, и скоро вам начинает казаться, что лучше сдохнуть, чем продолжать существование в вонючей дыре, куда вас забросили злая судьба и доблестное правосудие. Лучше тихо повеситься в камере ночью, чем ждать завтрашнего дня — такого же поганого, как и сегодняшний. Новые сутки, новые восемьдесят шесть тысяч четыреста секунд постылой жизни за решеткой…

Безрадостной перспективе Барберио предпочел побег.

Сначала он купил пистолет на тюремном черном рынке. Это стоило дорого, и Барберио отдал практически все, что имел. Дальше он действовал просто и тривиально: перелез через стену. Несомненно, не обошлось и без божьей помощи. Судьба была благосклонна к беглецу в тот день, и он удрал без особых проблем — если не считать пса, пущенного по его следу.

А что же копы? Они проявили чудеса сообразительности. Они искали Барберио в таких местах, куда он никогда бы не сунулся. Они обвинили в укрывательстве его брата и невестку (те даже не знали, что Барберио на свободе), а также выпустили бюллетени с описанием внешности сбежавшего преступника, каким он был до заключения, весом на двадцать фунтов больше нынешнего.

Все эти подробности Барберио узнал от Джеральдины — дамы, за которой он ухаживал в старые добрые времена Она перевязала ему ногу и дала бутылочку успокоительного, что теперь почти пустая лежала в его кармане. Барберио получил ласку и сочувствие и продолжал путь, уповая на идиотизм полисменов и на бога, что помогал ему до сих пор.

Он называл этого бога Синг-Сингом и представлял в виде толстого малого с улыбкой от уха до уха, с куском салями высшего качества в одной руке и чашкой крепкого кофе в другой. Синг-Синг был как сытое брюхо, и от него пахло, как в доме у мамочки в те далекие годы, когда мамочка еще не выжила из ума, а Барберио оставался ее гордостью и любимчиком.

К сожалению, однажды Синг-Синг отвернулся, оставив подопечного на произвол судьбы. Какой-то не в меру сообразительный коп увидел Барберио на скамейке в тенистой аллее и признал в нем разыскиваемого преступника из бюллетеня. Этот щенок (не старше двадцати пяти) явно метил в герои. Он был слишком туп, чтобы правильно отреагировать на предупредительный выстрел Барберио: укрыться и дать тому уйти. Вместо этого коп двинулся навстречу потенциальной жертве.

У Барберио не было выхода. Он открыл огонь.

Полисмен успел выстрелить, но Синг-Синг вновь обратил свой взор на Барберио, и пуля, нацеленная в сердце беглеца, попала в ногу. Ответный выстрел поразил копа прямо в лоб. Несостоявшийся герой упал на землю в лужу собственной крови, а Барберио пошел прочь, чертыхаясь и искренне сожалея о содеянном Ему никогда раньше не приходилось стрелять в человека Убитый полицейский — скверное начало.

Синг-Синг по-прежнему хранил его. Повязка Джеральдины остановила кровь, ликер помог забыть о боли, и вот полдня спустя он здесь — усталый, но живой. Ему удалось невидимкой пройти через весь город, нашпигованный полисменами так густо, что казалось невероятным ускользнуть от их внимания. Теперь Барберио просил у своего покровителя лишь об одном: о тихом убежище, где можно спокойно отдохнуть, перевести дыхание и обдумать дальнейшие действия. Час-другой сна, впрочем, тоже не помешает.