Александр Шимловский - Би

Встанет баба ночью перед образами на колени и просит у Бога талану для дитятка любимого. «Мужа и двоих сынов смерть унесла, энта пошатущая от рук отбилась, одна родная душа на белом свете – Лёньчик. Помоги ему, Господи!»

Помог. При развитом, ну очень развитом социализме уважаемые граждане предпочитают затовариваться со стороны подсобного крыльца, да не у каждого смертного директор торговой точки в знакомцах числится. Устроили Леонида на учёбу в индустриальный техникум. Вступительные экзамены он сдавал вместе со всеми абитуриентами. Математические задачки решил с одним хитрым, деревенским, ответом – «четыре», то есть намекал проверяющему, какой бал следует поставить. На что настраивал, то и получил, а уж по какой причине не важно. Поселили студента в благоустроенном общежитии. Сестра недавно развелась с четвёртым, сильно несамостоятельным, мужем и встретила нового самостоятельного. В её квартире зарождалась то ли любовь, то ли первичная ячейка общества и брат, естественно, был лишним. Нет, она не гнала взашей, даже предлагала остаться… Далековато только, пять остановок, а общежитие рядом с учебным корпусом…

«Да уж конечно, нешто непонятно. В общаге то лучше.»

Лёнька устроился как по блату. Комнату дали тёплую, на две койки, с умывальником. Сосед Вовка – племянник секретаря горкома партии, тоже деревенский, малость тормознутый, но с амбициями. После сельской вольницы учёба им давалась трудновато. Вован вскоре перевёлся на вечернее и ушёл работать на завод, а Лёня, закусив удила и учил, учил, учил. Второй семестр закончил с одной тройкой, немецкий подвёл. Впоследствии разъезжая по заграницам, он с лёгкостью освоил на бытовом уровне почти половину европейских языков, но один навсегда остался камнем преткновения. Видимо тринадцать преподавателей, сменявшие поочерёдно друг друга, заложили в голове Леонида непреодолимую стену между русским и немецким языками. По остальным предметам никаких проблем не существовало, особенно хорошо давались «Сопротивление материалов» и черчение. Сергей Владимирович Шмунис, преподаватель сопромата, с ярко выраженной картавостью, говорил: «Вокуев, пьгинесите мне на стой свои чергновики и уходите, не мешайте остайным, ясчитывать байку, защепённую на одном конце. Что это за каякули? Скажите мне на ухо свои езуйтаты… Пъявйно, идите». Чертилиха – Майя Михайловна, красивая женщина с чёрными блестящими волосами, волоокими глазами, несчастной судьбой и восхитительной, по мнению однокашников, дочкой, наоборот заставляла Вокуева объяснять всей аудитории, как переносится та или иная точка с одной проекции на другую… Дочь Майи была моложе Лёньчика, платонически влюблена в него и, обладая маминым несчастливым тарсом, страдала от безответности. Леонид упорно игнорировал страстные взгляды, на кой ему смазливые малолетки!

Взгляды, флирт, кокетство озабоченных девочек – хорошо, но первые шаги в ВИА индустриального техникума, куда лучше. Сначала Лёня молотил на ударнике: «Бум – ч, бум – ч, бум – ч – ч…», потом освоил гитару, наконец, запел. Запел в силу сложившейся необходимости, солист техникума недавно «выпустился», и ребята из ансамбля искали замену. Вокуев не обладал необходимыми способностями, пел робко, гнусаво, бесталанно, но поскольку плеяды Лемишевых в технарях не наличествовало, отдали микрофон посредственности. «Пой, ласточка, пой…», все равно на танцевальных вечерах не до вокала, лишь бы звук погромче, свету поменьше, да народу побольше. Лёня, подражая мэтрам советской эстрады и, пробивавшимся сквозь рёбра рентгеновских снимков, забугорных исполнителей, шлифовал певческие приёмы. В творческом угаре певца и прилежном постижении тайн индустриальной науки пришло время подведения итогов. Дипломный проект на тему: «Расчёт зубчатых передач многошпиндельного сверлильного станка» защитил на «отлично». По прошествии многих лет, Леонид, наткнувшись на найденный заботливыми поклонниками «Проект…», поразился эрудиции дипломанта в вопросах углов заточки резца, состояния диаграммы «Железо – мартенсит», «Допусках и посадках», прочих машиностроительных тонкостях.

Однако, былое – дань вечности.

По окончании славного учебного заведения молодого специалиста распределили в не менее славное Специальное конструкторское бюро. Особо специального в нём наблюдалось: общежитие, зарплата техника в целых восемьдесят два рубля, эфемерная надежда на загадочную прогрессивку и переходящее красное знамя ГК КПСС. От щедрот министерства станкостроения и забот Горкома партии Леонид запел не своим, как ему вначале показалось, голосом, но, что главное – за деньги, а это уже шаг к профессионализму. Творческий путь, спровоцированный нехваткой средств и случайным разговором со знакомым лабухом пролёг по дощатым подмосткам Дворца культуры железнодорожников. Нет, никакого отношения к подвижному составу, ремонтной базе и гражданским сооружениям МПС Вокуев не имел, просто решил маненько подкалымить и изыскал возможность. В те времена каждая отрасль народного хозяйства, каждое предприятие и учреждение, согласно директивам сверху и амбициям первых руководителей, желали наслаждаться самодеятельной культурой. Миллионы колченогих «Берёзок», вызывая язвительные замечания, семенили перед коллегами по работе, ложкари выбивали звук в ладонях, на ляжках, на спине и пониже. Интерпретировали, кто во что горазд, соблюдая стержневой фактор – пролетарскую необходимость. «А что нужно молодому пролетарию прежде всего?» – «Перевыполнение плана и социалистических обязательств.» – «Отлично, но это на работе, а в часы досуга?» – «Работа В. И. Ленина «Что делать?». – «Замечательно. Это в читальном зале, а в ДКЖ?» – «Кажется, девки.» – «Горячо, а что с девушками делают?» – «Ну, это, е-моё…» – «Правильно, танцуют. Танцуют разрешённые танцы. Дошло?» – «Дошло.»