Руслан Передельский - Чугунные облака

Священник даже шутил. Я то не слышал, понимал по смешкам волной прокатывающимся по залу. Судя по ним, те шутки были самыми смешными и остроумными за всё существование каждой живой души сидящей тут.

Ростислав, время от времени, руками поглаживал свои тёмные длинные одеяния, скрывавшие тело от ног до шеи (но селфи из тренажерного зала видел каждый), будто боясь надоедливую пыль, липнувшую на мантию. Длинные светлые волосы переливались золотыми огоньками в свете ламп. Его рука, выгладив мантию поднималась к ним, старательно подправляя укладку. Причёской он напомнал принца Чармильгтона из Шрека.

Борода его подошла бы больше моднику-хипстеру, одевавшему красные вязанные свитера с оленями. Короткая щетина – даже не бородка как у обычного священника.

Совсем нетипичный Богослужитель.

На секунду, казалось, Ростислав взглянул вверх, взглядом выловив меня – ёрзающего на стуле от внезапного жара. Он посмотрел карими глазами прямо в душу: ещё один приём, за который его обожают жители.

Захотелось в туалет. Серьёзно, срочно и не откладывая. Вот-вот и жидкость хлынет из краника прямо в штаны, нутром чую.

Я закрыл глаза. Крепко зажмурил, пытаясь подавить желание. Не подавил. Чувствовал как жидкость прилила к краю краника, просясь наружу. Во избежание фиаско я подорвался с места. Тонкие ножки стула шаркнули по полу. Звук разлетелся по всему залу, заглушая громкий голос священника. Тигрицы оторвали взгляды от сцены, устремив его вверх, на «того самого» Влада. Надин и свита идеальных мамочек повернула голову на меня.

Захотелось провалиться. Чтобы весь этот балкон рухнул вниз. Чтоб я исчез как фантом, растворился в воздухе как мираж среди пустыни. Но вместо этого я бросился к двери, закрыв её максимально аккуратно. Послышалось лишь тихое «щёлк!» и я был на свободе.

Вся неловкость ситуации осталась за деревянной дверью. Звонкий голос Ростислава доносился даже в просторный коридор. Я чётко различал слово «Бог» в предложениях. Жар продолжал запекать кожу, краник лопаться от желания. А коридор казался бестолково длинной вечностью. Сплошь хрустальные люстры и броские кандилябры. Высокие потолки и скользкий деревянный паркет. Помпезно, но всё это пролетает мимо, когда весь мозг занят мыслями о так нужном сейчас писсуаре, а в ушах стоит тихое журчание.

Я отлил. Выйдя из туалета сразу же прояснился бас Ростислава. Сейчас, голос казался пением игрушки Санта Клауса: «хо-хо-хо!!!»

Жар не сходил. По телу стекал пот – мерзопакостное чувство. Чувствую капли под узкими джинсами, но сделать ничего не могу. Лишь почесать бедро.

Страх как не хотелось возвращаться в зал, привлекая на себя взгляды всех кого можно. Шаркать ногами, нарываясь на осуждающее причмокивание «высшей касты», как и подобает сидящей на высшем балконе.

Я подался по коридору в совершенно противоположную сторону. Помпезные однообразные пейзажи огибали зал заседаний вокруг, деревянные двери встречались каждые два метра. Между ними стена, заклеенная безвкусными шелковыми обоями, увешанная черно-белыми фотографиями в рамках. Город до пожара, во время и после. Отцы-основатели, подобные тут Лиге Справедливости, Суперменом в которой был Дилан Грин, его светлость высочество-превосходительство.

Коридор прервала мраморная лестница, аккуратным полукругом уходя вниз. Над холодными ступенями висел самый видный портрет. Он, культовый Д. Грин. Седая бородка, томный, но заинтересованный взгляд в сторону.

Будто в момент фотографирования его окликнули: «Дилан!», а он ответил «Чё?» посмотрев влево во время вспышки. Глаза, вполне вероятно, у него были серые. Этот типаж коренных американцев из Новой Англии, почему-то, всегда представлялся мне с серыми глазами.

Даже когда передо мной черно-белое фото.

Миновав лестницу я вышел к двери ведущей в партер. Вокруг неё за прозрачными стеклянными стеллажами был выставлен псевдо-ценный исторический хлам. Разные вещи «тех лет», что не страшно выставить в лёгкой доступности для всего города. Пыльные книги, сборники стихов от малоизвестных авторов, желтоватые фото здешних мест. Внимание привлекали золотистые часики, как у кролика из сказки Льюиса Кэролла, блестящая цепь тянулась от тонкой крышки неаккуратной змейкой.

Должно быть, весьма ценная вещь. Самая ценная из представленных тут. Время на циферблате остановилось на семи часах и тридцати семи минутах. А дальше очередная череда хлама – грязные платья, будто украденные с уличных постановок, разбитые кувшины из-под вина. «Собирайте всё барахло, что сойдёт за старинные вещи!» – скорее всего, с таким словами создавалась выставка. «Пиши весь бред, что приходит на ум при взгляде на эти собиратели пыли!» – с такими словами писались таблички для этой выставки.