Карен Макквесчин - Проклятие Гримм-хауса [litres]

Пока девочка разглядывала внутренность дома, в одном углу она натолкнулась на знакомое изумрудное сияние. Это ей подмигнула Игла. Она была обычного размера и оттого казалась неуместно огромной в миниатюрном доме. Хэдли улыбнулась и одними губами произнесла: «Спасибо!» В ответ Игла привстала на суставчатых лапках и махнула усиками. А потом, прямо у Хэдли на глазах, выскочила из дома и побежала по бетонному полу. Хэдли обернулась и увидела, что Иглу ждут несколько её собратьев: ещё мгновение, и все они исчезли из виду.

По счастью, мальчик ничего не заметил.

– Я прикинул, что вот здесь теперь устроен лифт, – он показал пальцем. – Ну и ещё много чего изменили, чтобы поделить на апартаменты. Какие-то перегородки добавили, какие-то снесли. Навесили много дверей. С первого взгляда уже и не скажешь, что это тот самый дом.

– Так кто же был его хозяином, когда здесь был особняк? – спросила Хэдли.

– Самые настоящие толстосумы. Семейка Грэхэм.

– И куда они делись?

– Вымерли? – он равнодушно пожал плечами. – Толком не знаю. Последними владельцами числятся две старухи. Сёстры. Насколько можно судить, ни одна не была замужем.

Хэдли встала на колени на бетонный пол, наклонилась и заглянула на первый этаж модели. Её взгляд проследил за ковровой дорожкой, ведущей из столовой в холл. В точности такая, какой она её оставила. Теперь девочка понимала немного больше. Виктрола стояла между двумя обшарпанными глубокими креслами. Письменный стол оставался в центре комнаты под тонким шнуром, свисавшим с потолка. И всю комнату покрывали какие-то мелкие блестящие осколки. Всё, что осталось от энергии подвесок. Самой Хэдли здесь, конечно, не было, как и той части люстры, на которой она обрушилась на пол.

Она присмотрелась и различила в углу две уродливые фигурки в выцветшей голубой материи с торчавшими из голов серыми нитками. Кукольные копии тёти Максин и тёти Шарман. Девочка отшатнулась было, но сразу вспомнила: « Они больше не могут мне навредить! » Хэдли отважно взяла одну из них в руки. Та часть, что должна была изображать лицо, больше походила на сморщенную картофелину. И невозможно было определить, кто это: Максин или Шарман.

– А это что? – спросила она, брезгливо держа куклу на отлёте.

– Дедушка считает, что это те самые сёстры, которые здесь жили, – сказал мальчик. – Тогда ведь очень любили делать восковые куклы. Только этим, видно, не очень повезло, пока они тут валялись.

Хэдли аккуратно вернула остатки куклы на место. Сёстры не разлучались в жизни и хотели бы быть вместе навсегда. Конечно, вряд ли старухи мечтали об участи безликих пыльных кукол, но они её заслужили. Девочка взяла виктролу и тоже внимательно рассмотрела её, прежде чем вернуть на место. Её покрывал слой чего-то скользкого. И ковровая дорожка оказалась влажной, когда Хэдли нажала на неё пальцем.

Последний кусок мозаики встал на место. Перед ней был настоящий Гримм-хаус, прикинувшийся невинным кукольным домиком. Однако Хэдли знала о нём всю правду. Дом был далеко не невинным, когда она оказалась в его стенах. Правда, она не могла сказать точно, как именно это происходило: то ли дом был когда-то большим и теперь уменьшился, то ли это она съёжилась? Возможно, она и вовсе не покидала это здание? От бесполезных догадок разболелась голова. Так или иначе, тётя Максин постучалась к ней в дверь, в реальную дверь в реальном мире. И получи они шанс – без сомнений похитили бы её самое великое сокровище. Она навсегда бы лишилась своего таланта.

Хуже того, они грозили ей наказанием, они хотели отослать её в никогде. Вряд ли есть участь ужаснее.

Она чудом сумела освободиться и уничтожить люстру, но уничтожила ли все корни зла? А вдруг каким-то образом оно всё ещё существует, прямо у неё под носом? Она попыталась представить себе, как другого ребёнка затягивает в мир Гримм-хауса, во власть двух старух, у которых теперь и лица лишены нормальных черт. Девочку передёрнуло.

От размышлений её отвлекли тяжёлые шаги на лестнице.

– Коннор! – окликнул мужской голос. – Коннор, мой мальчик! Ты здесь?

– Я здесь, дедушка! – тот встал и отряхнул джинсы.

Хэдли тоже встала: она вспомнила и мужской голос, и имя мальчика. Воспоминание было очень ярким: она как будто снова стояла под забором в саду у тёток, безуспешно взывая к тому, кто так ей и не ответил. И тут же вспомнила полное имя этого невидимки. Неужели это он? Хэдли дёрнула мальчика за футболку: