Карен Макквесчин - Проклятие Гримм-хауса [litres]

– Что с тобой? – снова спросила Зоуи.

– Ну, я… – Хэдли попыталась встать. Она увидела, что её айпод и наушники лежат рядом. Она что, занималась? Нет, не может быть. Она же была в другом месте и только что вернулась. Только что вырвалась из кошмара Гримм-хауса и вернулась в свою жизнь. – Наверное, я просто задремала…

– Ты лежала как мёртвая, – сказала Зоуи. – Я уже хотела звонить в службу спасения, – она действительно держала наготове свой телефон.

– Нет, я живая, – сказала Хэдли, неожиданно ощущая, как от этих слов кровь вскипает от радости у неё в жилах. Она вернулась в свой привычный мир. Она рассмеялась, запрокинув голову. И всё ещё улыбаясь, сказала: – Я живая, и я дома.

– Вот и хорошо, – кажется, Зоуи уже надоело с нею возиться. Она махнула телефоном и сказала: – Твои родители звонили из аэропорта. Будут здесь очень скоро.

Хэдли выхватила телефон и закричала в трубку:

– Мама, мамочка, это ты?

– Они не звонят сейчас , – Зоуи забрала телефон и вытерла о блузку. – Они звонили раньше, но тебя не оказалось на месте, ты была здесь, и я ответила на звонок.

Мама просила Зоуи передать, что они решили прервать круиз, потому что папа Хэдли всё время страдал от морской болезни. Всё это Зоуи излагала не спеша, обстоятельно прерываясь после каждой фразы, чтобы щёлкнуть жвачкой.

– Твоя мама сказала, что это была одна нескончаемая пытка. И что в первом же порту они сошли с корабля и купили билеты домой. Они уже садятся в самолёт. И скоро будут здесь, так что ты бы лучше поскорее поднялась к себе и навела порядок.

– Умираю от желания их увидеть, – сказала Хэдли, направляясь к лестнице.

– И я тоже, – призналась Зоуи, топая следом. – Пусть только заплатят, и я снова заживу как человек.

Родители приехали меньше чем через час. Не в силах дождаться, пока они поставят чемоданы, Хэдли кинулась их обнимать с криком:

– Как хорошо, что вы вернулись!

Мама долго-долго прижимала дочку к себе, а папа подхватил на руки и закружил, как маленькую. С Зоуи мигом рассчитались, и когда она ушла, они остались втроём. Мир снова стал таким, каким должен быть.

Вечером за столом мама обратила внимание, с какой улыбкой Хэдли то и дело смотрит на них, и сказала:

– Кажется, нам надо почаще уезжать. Наша дочь снова нас оценила.

– И вовсе не снова ! – возразила Хэдли. – Я всегда вас ценила!

Апартаменты она оценила тоже. Она без конца слонялась по комнатам, наслаждаясь ощущением мягких ковров под ногами и свежего воздуха в лёгких. На оконных стёклах не было ни пятнышка. На кухне вызывало восторг разнообразие припасов в холодильнике. Соки, фрукты и холодный цыплёнок! Яблоки и земляничный торт. Готовый салат в пластиковом контейнере. Сыр, йогурт и лимонад. Всё, о чём она могла лишь мечтать в Гримм-хаусе, было сейчас в её распоряжении. Даже самые изысканные деликатесы. Мама заглянула на кухню и спросила:

– Ты всё ещё голодна или просто нагоняешь в дом прохладу?

– Просто исследую содержимое, – Хэдли неохотно захлопнула дверцу.

По мере того, как проходил вечер, память о Гримм-хаусе постепенно бледнела, как когда-то просмотренный кинофильм. Детали расплывались. Неужели она скоро и вовсе забудет о том, что пришлось там испытать, как и остальные дети? Она уже успела позаниматься у себя в студии танцами и с облегчением убедилась, что всё осталось прежним. По правде сказать, она даже сильнее полюбила танцы. Видимо, одной угрозы утратить свой талант оказалось достаточно, чтобы научиться его ценить.

На ночь она уговорила родителей попрощаться с нею как с маленькой. Мама не спеша подоткнула одеяло, а папа добросовестно проверил, нет ли чудовищ под кроватью и в шкафу – знак внимания, за который она была особенно благодарна, хотя и не стала бы в этом признаваться.

– Мама и папа, я вас люблю, – сказала она и получила в ответ ещё по одному объятию и поцелую от обоих.

– Ты ничего не хочешь нам рассказать? – мама задержалась на пороге и внимательно посмотрела на дочь.

– Например? – спросила Хэдли.

– Не знаю, – мама задумчиво постучала себя по подбородку. – Что-то изменилось. Ты кажешься другой. И ты же знаешь, что нам можно рассказать всё, что угодно?

На какое-то мгновение Хэдли ужасно захотелось выложить всю историю, но что-то её удержало. Как ей объяснить случившееся и не выглядеть при этом сумасшедшей? Она и сама-то не очень была уверена, что всё понимает. И к тому же если она озвучит свои злоключения – не сделает ли при этом их реальными, наделёнными силой?