Зои Аарсен - Холодный как мрамор [litres]

– Может, твоя мама сначала согласилась на аборт, чтобы получить деньги отца Вайолет, а затем передумала?

Трей задумался.

– Возможно, но мы ведь не живем в Шервуд Хиллз, – рассуждал он.

Шервуд Хиллз был дорогим районом в другой части города, где жили семьи Портной и Коттон.

– Насколько я знаю, у моей матери нигде не было секретного банковского счета. Мы не бедные, но… ты знаешь. Уолтер водит «Хендай».

Трей еще не успел прочесть письмо, так что я рассказала ему о содержимом.

– В письме говорится, что твоя мама должна клиенту фирмы почти два миллиона долларов.

Трей моргнул от удивления, его губы вытянулись трубочкой.

– Черт возьми. Два миллиона долларов! Он, вероятно, совсем не хотел, чтобы его жена узнала обо мне.

– Да, но подумай вот о чем. Твои родители продают дом. Если у твоей матери оказалось два миллиона долларов, когда она была в нашем возрасте, куда они могли пропасть?

Наш разговор был снова прерван миссис Эмори, которая вновь открыла дверь, чтобы крикнуть:

– Трей!

– Хорошо, хорошо, – отозвался Трей. Он смущенно улыбнулся мне и понизил голос:

– Смотри, мы можем попробовать продолжить разговор, пока я буду рубить дрова, но это будет непросто. Так что на случай, если мы не увидимся, прежде чем я уеду, хочу дать тебе вот это.

Он передал мне небольшую деревянную шкатулку на петлях и с большой буквой «М», выжженной на крышке.

– Это так, пустяки. Я посещал уроки резьбы и выжигания по дереву в Северном Резерве и сделал это. Не собирался отдавать ее тебе, но это все, что я смог достать к Рождеству.

Я встала на мыски, чтобы дотянуться через забор до его лица. Я притянула Трея к себе, чтобы поцеловать в губы, и сказала:

– Трей, мне очень нравится.

Он смутился – что было для него редкостью – и выглядел симпатичнее, чем когда-либо прежде.

– Это вторая шкатулка, которую я сделал. Первая получилась не очень, а я хотел, чтобы подарок был идеальным.

– Мне правда нравится, – настаивала я. Получить от Трея что-то, сделанное его руками, было для меня гораздо ценнее любого подарка из магазина; но я понимала, что мне не разрешат взять шкатулку с собой в Шеридан.

– Слушай, – сказала я, не желая, чтобы между нами перед расставанием оставалась ложь. – Думаю, стоит сыграть с Вайолет на вечеринке. Я уже размышляла над этим, другого выхода нет. Следующее новолуние – в конце января, и Миша останется здесь одна.

Трей кивнул и посмотрел себе под ноги.

– Я знаю, я знал, когда мы обсуждали это прошлой ночью, что ты попытаешься это сделать. Просто… будь разумнее. И если что-то случится и тебе нужно будет со мной связаться, можешь позвонить в мою школу и сказать, что ты – моя тетя Нэнси. Она моя родственница со стороны Уолтера. Они могут попросить тебя сказать код доступа, я его не знаю, но код выбирала моя мама, так что, скорее всего, это слово «бирюзовый» – это ее любимый цвет, она использует его в качестве пароля практически везде.

– Поняла, – заверила я Трея. Затем я потянулась через забор, и мы снова поцеловалась, на этот раз дольше, потому что знали, что это, вероятно, был наш последний поцелуй на долгое время.

Как мы с Треем и ожидали, утром воскресенья родители не предоставили нам второго шанса на прощание; я услышала, как поднимается автоматическая дверь гаража Эмори, еще до того, как встала с кровати. Я скинула одеяло и прибежала в гостиную как раз вовремя, чтобы отодвинуть занавески и увидеть заднюю часть машины мистера Эмори, замедлившуюся на углу. Я наблюдала, как дистанция между Треем и мной увеличивалась, пока машина исчезала из вида, и у меня было ощущение, что кровь вытекает из моего тела. В груди было пусто. Я не знала, когда снова увижу Трея или (в зависимости от обстоятельств в канун Нового года) увижу ли его вообще.

Затем, когда я услышала Мод, бежавшую по коридору в комнату мамы, у меня снова забегали мурашки по коже головы, и я догадывалась почему. Я должна была увидеть дневник матери Трея, и у меня была идеальная возможность попытаться его найти, пока вся его семья была в отъезде, провожая его в школу. И все же я попыталась бороться с желанием залезть в дом Трея. Он ясно дал мне понять, что не отдаст дневник, потому что тот был дорог его матери и она могла заметить его пропажу. Залезть в дом Эмори было нарушением не только закона, но и судебного постановления. Но покалывание не прекращалось. Я должна была увидеть тот дневник; там было что-то очень важное. Еще не было семи часов, и я могла предположить, что мама останется в постели еще час или чуть больше, прежде чем встать, поскольку было воскресенье. Я быстро оделась и натянула ботинки на ноги. Кипя от ненависти к себе, я проскользнула через заднюю дверь, спустилась по лестнице с крыльца на траву, открыла калитку и вошла во двор Трея, где обнаружила, что выдвижная дверь его дома не заперта, как я и догадывалась.