Эндрю Кальдекотт - Загадочный город

Облонг попытался было встать у существа на пути, но вовремя вспомнил слова Ференсена: «По ходу Вашей пьесы прошу не удивляться вероятным неожиданностям и убедиться в том, что все входы и выходы готовы для эвакуации». Историк убедился, после чего отдернул занавес, чтобы пропустить шагающее дерево.

Это явление произвело поразительный эффект. Даже Родни Сликстоун остановился и вытаращил глаза. Его палец соскользнул с кнопки выключателя, и молот затих. Не растерялся только Мармион Финч: он вытянул правую руку в жесте глубокого почтения.

Над сценой разнесся густой и успокаивающий аромат цветов. А затем послышалось жужжание — невесть откуда взявшиеся пчелы принялись сновать от росшего на тенистых участках ротервирдского шиповника до человека-дерева и обратно.

Меган Ферди с изумлением наблюдала за прошедшим мимо нее Зеленым Человеком. Она предупреждала мужа о необходимости точно рассчитать время. Оставив свое место в зале, Меган побежала к палатке, над которой уже успели поднять вывеску.

В своем новом сверхчувствительном мире Солт не мог ни слышать, ни видеть пчел, но ощутил глубокое удовлетворение, когда они стали носить пыльцу с его цветов к ротервирдскому шиповнику и обратно. Прежний союз тысячелетней давности был запечатлен еще на фресках церковной башни.

Родни пришел в себя. Это нелепое, покрытое цветами уродливое подобие человека, вероятнее всего, было богом для деревенщины. Но Родни положит этому конец. Он даже не попытался снова включить молот. Просто поднял свое орудие и с размаху ударил им по стволу.

Родни Сликстоун мучил многих безвинных, никогда не получая сдачи, но теперь, когда Зеленый Человек отпрянул и смола потекла из образовавшейся раны, у мальчика возникло дурное предчувствие. Дерево содрогнулось, и молот вылетел у Родни из рук. Он упал на сцену, покореженный и более ни на что не годный. Солта пронзила боль, душевная и телесная одновременно.

Родни Сликстоун повернулся к залу, чтобы издать победный вопль: он сокрушил чудовище! То-то деревенские так ежились: их бог потерпел поражение.

Но мальчишка не смог произнести ни слова — пчелы принялись залетать ему в рот и ноздри; они не жалили, потому что в этом не было нужды. Родни стал задыхаться. Щеки его синели, пока он отчаянно пытался откашляться и выплюнуть пчел, но те не отставали.

Через несколько минут пчелы улетели, вернувшись к своим обычным делам и не оставив на теле мальчика ни единого пятнышка.

К тому времени Зеленый Человек уже удалился. Его походка была стремительной, он явно куда-то спешил. Забравшийся на сцену доктор проверил пульс мальчика и мрачно покачал головой. Зрительный зал ожил, большая часть аудитории пришла к выводу, что это именно древесный человек напал на мальчика, а тому, само собой, пришлось защищаться. Многие даже не заметили пчел, все произошло слишком быстро. Мужчины и женщины вскакивали со своих мест; кто-то схватился за согнутую ручку молота, другие начали двигать стулья.

— Давай! — крикнула Меган Ферди, выглядывая из-за приоткрытого полога палатки, и на свет божий выехала бочка «Священного молота».

Своеобразный аромат «Молота» смешивался с тем, что оставил Зеленый Человек, — в нем угадывалось все великолепие лотоса, амброзии и запретного плода. Гвен и Гули шли следом за повозкой, неся подносы с крошечными наперстками того же напитка. Ферди лишь на минуту удивился, глядя на то, как Зеленый Человек шагает к реке.

Сноркел с возмущением взирал на весь этот хаос: на труп несовершеннолетнего и поставленный чужаком гротескный спектакль, в котором, судя по всему, победу одержало чудовище.

Ферди даже не пришлось призывать к спокойствию, потому что аромат уже творил свою магию. Сцена расчистилась перед ним.

— «Душа подмастерья» открывает свои двери за кулисами. Там каждому хватит понемногу, и детям в том числе — отпускаем в порядке живой очереди.

— Капля для крошек, — добавил герольд, — будут спать как ангелы. — Вместе с Облонгом, который выработал иммунитет к «Молоту» благодаря предварительной дегустации, он стоял на выдаче.

Задействовав свой политический нюх, Сноркел проанализировал ситуацию. Пока его собственное сопротивление слабело, он успел схватить мегафон и объявить: «Напитки предоставляются с любезного согласия Городского совета!», — после чего устремился за кулисы вслед за прочей публикой.

Одного глотка оказалось достаточно. Ослабленные ароматом воспоминания были полностью стерты вкусом напитка — и спектакль, и гибель Родни Сликстоуна, и явление Зеленого Человека. Все сбросили броню, висевший в воздухе гнев рассеялся, а старые раны перестали болеть. Разочарования, скорбь утраты, безответная любовь и глубочайшие из обид лишались остроты.